Внеклассное чтение. Том 2

— Графский титул? — повторил Алексей Воинович. — Ми… министерство?

И вдруг перестал быть красивым.

— Да. Или смерть. Выбирай.

Папенька всё еще прижимал сына к себе, но как-то рассеянно, без прежней горячности.

— Но… но что я скажу супруге, родившей в муках это дитя?

Взглянул на Митю сверху вниз — боязливо, словно не на живого человека, а на покойника.

Маслов отмахнулся:

— Насколько я успел узнать твою жену, ей можно набрехать что угодно. Через месяц она и не вспомнит, что у нее было два сына, а не один. О, твоей Аглаюшке будет чем себя занять в Санкт-Петербурге.

По лицу Карпова-старшего ручьем потекли слезы.

— Бог свидетель, я имел о тебе попечение самого нежного отца, но что я могу сделать? — зарыдал он, обнимая сына. — Ты же слышал, его превосходительство говорит, что ты всё равно обречен. Так не будь жестокосерден, не разрывай мне сердце. Подумай о матери, о брате, о твоем любящем отце наконец!

И Митридат понял, что в самом деле обречен, теперь уже окончательно и бесповоротно. И заплакал. Но не от страха, а от невыносимой печали.

Папенька разомкнул объятья, сделал шажок в сторону. Осторожно вытянул руку, погладил сына по голове.

— Бедное дитя! Ты ни в чем не виновато! Истинно говорят, что рано созревшие дарования не живут долго. Плачь, плачь! Ах, сколь мало наш рассудок способен предотвратить уготованные нам удары Фортуны и еще менее пригоден для нашего утешенья!

Глава двадцать первая

СОЛНЕЧНЫЙ УДАР

— Утешайтесь тем, что скоро всё кончится, — шепнул Макс, из чего Николас понял, что физиономия у него, должно быть, бледная и перевернутая.

Команда покинуть квартиру поступив всего минуту назад. Оба мобильных телефона зазвонили одновременно: один у Макса, второй у Фандорина.

— Тут была задержка, — раздался в трубке мягкий, приглушенный голос Игорька. — Председатель комиссии опоздал. Теперь всё нормально. Вперед. Телефон всё время держите возле уха. Я предупредил ассистентку Ястыкова: если связь прерывается, не важно по какой причине, хоть бы даже технической, договору конец. Не молчите, всё время что-нибудь говорите, а я буду информировать вас о ходе торгов.

«Задержка» была нешуточной — почти полчаса, и с каждой минутой напряжение в прихожей, где заложники и охрана дожидались сигнала, возрастало.

Жанны не было, она состояла при своем боссе и руководила операцией по телефону. Николаса и Миранду опекали двое старых знакомых, Макс и Утконос. Поначалу Фандорин усмотрел в малочисленности стражи хороший признак, но по мере того, как пауза затягивалась, всё более крепла другая версия, нехорошая: это охраны должно быть много, а вот киллеров вполне достаточно и двоих. Магистр изо всех сил улыбался Мире и даже подмигивал — мол, всё хорошо, всё идет по плану, а сам уже готовился к худшему.

Когда враз затрезвонили телефоны, Николас чуть не вскрикнул от облегчения.

Сразу же вышли на освещенную солнцем лестницу: впереди Утконос, придерживающий за локоть Миру, потом, в такой же сцепке, Фандорин с Максом.

Тогда-то Николасов надзиратель и прошептал неожиданные слова утешения. А еще прибавил:

— Идем медленно и, пожалуйста, без самодеятельности. Помните, что жизнь девчушки в ваших руках. У меня инструкция: если что, валить ее первой.

По улице шли прогулочным шагом, по двое, сопровождаемые еле ползущим вдоль бровки джипом. Утконос держал Миру за руку, сзади они были похожи на старшего брата и сестренку. Макс с Николасом, кажется, производили менее идиллическое впечатление: идут два мужика под ручку, каждый прижимает к уху мобильник. Фандорин слышал, как в стайке шедших навстречу подростков зашептались: «Гляди, гляди — пидоры».

— …Председатель зачитывает условия торгов, — шелестел в ухе вялый голос Игорька. — Это минут на шесть, на семь. У вас всё окей?

— Да-да.

Максу, видно, тоже полагалось подавать начальнице звуковые сигналы, но он ограничивался тем, что время от времени мычал в трубку:

— Мгм… Мгм… Мгм…

Так и шествовали по окраине столицы. Утро было не по-ноябрьски свежее и яркое, только вот холодное — без ватного одеяла облаков земля зябла.

— А Кимринская улица это где? — спросила Мира, оборачиваясь.

Фандорин прищурился от солнца, посмотрел на табличку, в которую тыкала пальцем его невоспитанная воспитанница. Пожал плечами: