Глашенька

– Виталий Аркадьевич, – представился он.

– Глафира Сергеевна, – пришлось представиться и Глаше.

Она уже давно привыкла к тому, что ее называют по имени-отчеству. Псков, а тем более Пушкинские Горы – это ведь не Москва, звать женщину до старости Катей или Лизой не принято.

Точно так же Глаша привыкла и к тому, что давно уже никто не связывает ее имя с каверинским романом. Теперь другие времена, и другие книги им соответствуют. Если книги вообще хоть сколько-нибудь соответствуют нынешним временам.

– Если вы не очень спешите, – предложил Виталий Аркадьевич, – я показал бы вам парк, да и деревню тоже. – И объяснил: – Я здесь не в первый раз.

Все-таки он не прочь был ее сопроводить. И хотя Глаше нисколько этого не хотелось, отказаться она постеснялась. Для того чтобы отказаться, надо было или обидеть его, сказав, что она не нуждается в его обществе, или соврать, сказав, что она спешит. Ни обижать людей, ни врать Глаша не привыкла.

– Конечно, я не спешу, – сказала она. – В Испании вообще никто не спешит, по-моему.

– В Каталонии тем более, – кивнул он. – Мы с вами в Каталонии, вы знаете? У них тут собственная гордость, и они очень возмущаются, когда их называют испанцами.

– Что ж, не буду, – улыбнулась Глаша. – И спасибо, с удовольствием посмотрю эту милую деревню вместе с вами.

Глава 7

– Коллекция досталась мне от отца. – Виталий Аркадьевич придвинул поближе мисочку с теплой водой, в которой плавали лимонные дольки. – А ему – от деда и прадеда. Сам я вряд ли сумел бы ее собрать.

Он ополоснул в лимонной воде пальцы и промокнул их салфеткой.

– Почему? – спросила Глаша.

Он улыбнулся и объяснил:

– Потому что она слишком хороша. У меня на такую просто не хватило бы времени. Я еще недостаточно стар.

Он сказал об этом без тени кокетства, присущего многим мужинам его возраста в беседах с женщинами возрастом помоложе. «Ах, я уже старик – ну опровергните же, что же вы молчите? Ах, я еще вполне себе молод – ведь правда, ну скажите же!» Глаша терпеть не могла подобного жеманства, и ей понравилось, что Виталию Аркадьевичу оно не свойственно.

– У вас коллекция картин? – поинтересовалась она.

– Картины тоже есть. Но в основном все же другой антиквариат. Знаете, в последнее время я стараюсь не говорить о том, что его собираю.

– Конечно, говорить об этом слишком широко не стоит, – кивнула Глаша. – Не стоит дразнить гусей. То есть воров.

– Нет, не поэтому. А потому, что многие считают, что антиквариат – это мнимая ценность и интересуются им будто бы только те, у кого нет в жизни ценностей подлинных.

– Я так не считаю, – пожала плечами Глаша. – То есть я не думаю, конечно, что столик карельской березы – это абсолютная ценность. И Мандельштам, когда написал про ценностей незыблемую скалу, явно имел в виду не антиквариат. Но, знаете… – Она помедлила, чтобы точнее выразить свою мысль. – Знаете, Виталий Аркадьевич, я думаю, собирать антикварные вещи – занятие для очень зрелых людей. Если человек уверен, что его система ценностей достаточно тверда и что он не перепутает Божий дар с яичницей, – почему бы ему не коллекционировать старинную мебель? Это будоражит воображение, и потом, это просто красиво.

Виталий Аркадьевич слушал с той же доброжелательностью, с которой делал все, что делал – даже, кажется, ополаскивал пальцы после омара.

– Вы мне льстите, – сказал он наконец.

– Я просто высказываю свое мнение.

– Значит, ваше мнение мне льстит. Но как бы там ни было, я коллекционирую антиквариат с удовольствием. А вот и кофе.

Официант убрал тарелки – Глаша ограничилась супом, потому что ей не хотелось разделывать омара щипцами, с которыми она не умела обращаться, – и поставил перед ними кофе. Виталий Аркадьевич поднес свою чашечку к губам так, словно та была антикварной. Еще когда он ел омара, Глаша успела отметить аристократическое изящество его движений. На его руки, на длинные тонкие пальцы приятно было смотреть.

«Кто он по профессии, интересно? – подумала она. – Может быть, хирург. По рукам похоже».

– Вы уже были в Барселоне? – спросил он.

– Еще нет. Я здесь всего два дня. Еще не утолила свою жажду покоя, – улыбнулась Глаша. – Пока только лежу на песке и смотрю в море. Вот, впервые вдоль берега прошлась.

– Но, наверное, когда-нибудь и в Барселону захочется?