Незнакомец в зеркале

12

Бывали дни, когда Сэму Уинтерсу казалось, что он руководит сумасшедшим домом, а не киностудией, и что все пациенты сговорились прикончить его. Сегодня выдался как раз один из таких дней, потому что неприятностей было хоть отбавляй. Накануне ночью на студии случился еще один пожар, уже четвертый; спонсор сериала «Мой слуга Пятница», оскорбленный исполнителем главной роли, требовал отменить его показ; Берт Файрстоун, молодой гений режиссуры, остановил производство на середине картины, стоившей пять миллионов долларов, а Тесси Бранд демонстративно отказалась участвовать в фильме, съемки которого должны были начаться через несколько дней.

У Сэма в кабинете находились начальник пожарной команды и инспектор студии.

– Много беды наделал вчерашний пожар? – спросил Сэм.

– Декорации сгорели полностью, мистер Уинтерс. Придется заново строить Пятнадцатый павильон. Шестнадцатый можно восстановить, но на это потребуется три месяца, – заявил инспектор.

– У нас нет трех месяцев, – отрезал Сэм. – Звоните на «Голдуин», договаривайтесь об аренде помещения. Используйте эту субботу и воскресенье, начинайте строить новые декорации. Заставьте всех пошевеливаться.

Он повернулся к начальнику пожарной команды, человеку по имени Рейли, который напоминал Сэму актера Джорджа Бэкерофта.

– Кто-то имеет на вас зуб, мистер Уинтерс, это уж точно, – сказал Рейли. – Причиной пожара в каждом случае был явный поджог. Вы проверяли ворчунов?

«Ворчунами» называли недовольных работников, тех, кто был недавно уволен или имел претензии к работодателю.

– Мы дважды прошлись по всем досье персонала, – ответил Сэм. – И не нашли ровным счетом ничего.

– Тот, кто подбрасывает эти бомбочки, четко знает свое дело. Он применяет часовой механизм, соединенный с самодельной зажигательной бомбой. Он может быть электриком или механиком.

– Спасибо, – сказал Сэм. – Я передам это дальше.

– Роджер Тэпп звонит с Таити.

– Соединяйте, – приказал Уинтерс.

Тэпп был продюсером телесериала «Мой слуга Пятница», снимающегося на Таити, с Тони Флетчером в главной роли.

– Какие проблемы? – спросил Сэм.

– Ты ни за что не поверишь, Сэм. Филип Хеллер, председатель правления компании, финансирующей сериал, гостит здесь с семьей. Вчера днем они пришли на площадку, а Тони Флетчер как раз снимался в какой-то сцене. Так он повернулся к ним и оскорбил их.

– А что он сказал?

– Он велел им убираться с его острова.

– Боже правый!

– Вот-вот. Он себя именно так и ощущает. Хеллер так зол, что хочет прикрыть съемки сериала.

– Отправляйся к Хеллеру и извинись. Прямо сейчас. Скажи ему, что у Тони Флетчера нервный срыв. Пошли миссис Хеллер цветы, поведи их куда-нибудь пообедать. С Тони Флетчером я сам поговорю.

Этот разговор продолжался тридцать минут. Он начался с того, что Сэм сказал: «Слушай, ты, тупая скотина, ублюдок хренов…», а закончился так: «Я тоже тебя люблю, бэби. Прилечу повидать тебя, как только смогу вырваться. И ради всего святого, Тони, смотри, не переспи ненароком с миссис Хеллер!»

Следующей проблемой был Берт Файрстоун, тот самый молодой гений режиссуры, который разорял студию «Пан-Пасифик», – тридцатилетний умненький мальчик, прошедший путь от постановки телешоу с разыгрыванием призов на чикагской телестудии до постановки фильмов в Голливуде. Три первые картины Файрстоуна имели умеренный успех, зато его четвертый фильм дал сногсшибательные кассовые сборы. После такого денежного фонтана за ним стали гоняться. Сэм припомнил первую встречу с ним. Файрстоун выглядел, как пятнадцатилетний мальчишка, щеки которого еще не были готовы для бритвы: бледный, застенчивый, в темных очках в роговой оправе, за которыми прятались маленькие близорукие глазки. У Сэма он вызывал чувство жалости. Файрстоун никого в Голлливуде не знал, и Уинтерс приложил немало усилий, приглашая его к себе обедать и следя за тем, чтобы его приглашали на вечеринки и пикники. Съемки фильма Файрстоуна «Всегда есть завтра» шли уже сто десять дней, и смета была превышена на сумму более миллиона долларов. И вдруг Берт Файрстоун остановил производство, а это означало, что, помимо звезд, еще и сто пятьдесят статистов без дела просиживали штаны.

Когда они в первый раз обсуждали «Всегда есть завтра», Файрстоун держался весьма почтительно. Он сказал Сэму, что готов поучиться, ловил каждое слово, был согласен с ним во всем. Если его поставят на эту картину, говорил Файрстоун Сэму, он, конечно же, будет очень рассчитывать на знания и опыт мистера Уинтерса.