70  

– Ну давай, наклоняйся.

Джилл поколебалась секунду, потом наклонилась вперед и оперлась на руки. Каппер зашел сзади, и она почувствовала, как его пальцы разводят ей ягодицы. В следующий момент она ощутила, как конец его пениса тычется в отверстие заднего прохода.

– Подожди! – воскликнула Джилл. – Не туда! Я… я не могу…

– Покричи-ка для меня, бэби!

И он всадил в нее свой член, раздирая ее неимоверной болью. С каждым криком он входил глубже и резче. Она сделала отчаянную попытку вырваться, но он держал ее за бедра, всаживая и выдергивая свой пенис, и не выпускал ее. Она потеряла равновесие. И когда стала шарить впереди себя в поисках новой опоры, то ее пальцы коснулись кнопок машины смеха, и вмиг комната наполнилась безумным смехом. Корчась от жгучей, невыносимой боли, Джилл заколотила по машине руками, и в комнате рассмеялась женщина, гоготнула небольшая толпа людей, прыснула девушка и еще сто голосов фыркали, посмеялись и оглушительно хохотали в ответ на какую-то неприличную шутку. Джилл кричала от боли, и эхо ее криков металось от стены к стене.

Внезапно она ощутила подряд несколько быстрых содроганий, и спустя секунду находившийся в ней кусок чужеродной плоти был извлечен, а смех в комнате постепенно смолк. Джилл постояла неподвижно с закрытыми глазами, стараясь справиться с болью. Когда она наконец смогла выпрямиться и повернуться, Фред Каппер застегивал молнию на брюках.

– Ты была феноменальна, дорогуша. Эти вопли здорово заводят меня.

И Джилл подумала, в какую же скотину он превратится, когда ему будет девятнадцать.

Он заметил, что у нее идет кровь.

– Иди, приведи себя в порядок и приходи на двенадцатую площадку. Приступишь к работе с сегодняшнего дня.

После этой первой «пробы» дело дальше пошло легко. Джилл стала регулярно работать на всех студиях: «Уорнер Бразерс», «Парамаунт», Эм-джи-эм, «Юниверсал», «Коламбиа», «Фокс». По сути дела, везде, кроме Диснеевской студии, где секса не существовало.


Роль, которую Джилл создавала в постели, была ее фантазией, и она разыгрывала ее с большим искусством, готовясь к ней так, словно ей предстояло играть на сцене. Она читала книги по восточной эротике, покупала приворотные зелья и возбуждающие средства в секс-шопе на бульваре Санта-Моника. У нее был лосьон, который стюардесса международных авиалиний привезла ей с Востока, едва ощутимо пахнувший гаултерией. Она научилась делать своим партнерам массаж, медленный и чувственный. "Просто лежи и думай о том, что я делаю с твоим телом, – шептала она. Легкими круговыми движениями она втирала лосьон в грудь мужчины и в его живот, по направлению к паху. – Закрой глаза и наслаждайся.

Ее пальцы были легки, словно крылья бабочки, они двигались вдоль тела мужчины, лаская его. Когда у него начиналась эрекция, Джилл брала его набухающий пенис в руку и нежно гладила, проводя языком у него между ног, пока он не начинал извиваться от наслаждения, потом двигалась дальше, до самих пальцев ног. Затем Джилл переворачивала его на живот, и все начиналось сначала. Когда пенис становился вялым, она вкладывала его головку между губами своего влагалища и медленно втягивала его внутрь, чувствуя, как он твердеет и напрягается. Она учила мужчин «водопаду», как достигать наивысшей точки и останавливаться за миг до оргазма, вновь начинать восхождение и опять достигать вершины, так что когда оргазм наконец наступал, то это был какой-то экстазный взрыв. Мужчины получали удовольствие, одевались и уходили. Никто ни разу не оставался еще немного, чтобы подарить ей самые прекрасные пять минут в сексе: время спокойных объятий после страсти и блаженного покоя в кольце мужских рук.

Игровые роли, которые получала Джилл, не были чрезмерной платой за то удовольствие, которое доставляла она распределителям ролей, помощникам режиссера, режиссерам и продюсерам. Она стала известна в городе как «раскаленная задница», и все мужчины хотели урвать от нее свою долю. И Джилл им ее давала. Каждый раз, когда это случалось, в ней умирала еще частица самоуважения и любви, и настолько же вырастал ком ненависти и горечи.

Она не знала, как и когда, но верила, что придет время и этот город заплатит ей за все, что сотворил с ней.


В следующие пять лет Джилл снималась в десятках кинофильмов, телевизионных шоу и рекламных роликов. Она была секретаршей, которая вопила: «Доброе утро, мистер Стивенс», и приходящей няней, которая успокаивала: «А теперь не беспокойтесь ни о чем, веселитесь хорошенько. Я уложу детей», и лифтершей, которая объявляла: «Шестой этаж следующий», и девушкой в лыжном костюме, которая конфиденциально сообщала: "Все мои подруги пользуются тампонами «Дейнтиз». Но никогда ничего неожиданного не происходило. Она всего лишь одно из безымянных лиц в толпе. Джилл и участвовала в шоу-бизнесе, и была не причастна к нему, и ей была невыносима мысль о том, чтобы и всю жизнь провести подобным образом.

  70  
×
×