Волк и семеро козлов

– Не засохнешь, я тебе обещаю.

– Значит, инфекционная? – грустно посмотрел на нее Ролан.

Он знал, что это такое – лежать в инфекционной палате. Броуновское движение дристунов в замкнутом пространстве. Человек десять в маленькой палате, всем надо, сортир вечно занят; только и слышно, как чей-то жупел унитаз пугает.

– Не могу же я тебя к нормальным людям пустить.

– А к ненормальным?

– К ненормальным могу.

– И много там таких ненормальных?

– Ну, для тебя место найдется.

– Я знаю, там хлоркой воняет. А у меня на хлорку аллергия.

– Ничего страшного.

– Это вам так кажется. А мой организм боится. Может, для моего организма отдельная палата найдется?.. Ой, что это у вас такое?

Ролан поднес руку к ее уху и так нежно коснулся его, что у Изольды от удовольствия слегка затуманился взгляд. Но вот она вспомнила, что это непозволительная вольность с его стороны, собралась возмутиться, но Ролан одернул руку, вынимая из пальцев пятитысячную купюру. Не успела женщина опомниться, как деньги оказались в ее кармане.

– Это ваше. Наверное, с веток нападало, когда вы через парк шли.

– Ты что, фокусник? – в некотором смятении от нежданного подарка улыбнулась она.

– Нет, фокусником у меня дед был. Четырнадцать детей. Бедная бабушка не знала, что делать с его фокусами…

– Ладно, есть у нас отдельная палата. Но это не только от меня зависит. У нас Иван Данилович главный, он врач, он все решает…

– Да что же вы так неосторожно ходите? – спросил Ролан, снимая с ее головы второй пятитысячный «листик».

И эта купюра, мелькнув перед глазами женщины, оказалась в кармане халата.

– И все-таки ты фокусник.

– Знаете, я от своего деда много чего унаследовал…

– Иди ты знаешь куда со своим дедом! – шутливо отмахнулась от него Изольда.

– В отдельную палату…

– Тебе душ принять надо. И переодеться.

Она сама провела его в конец коридора к пластиковой двери с табличкой, где черным по белому было начертано «Баня». Вскрывая решетчатые переборки, Изольда орудовала ключами с ловкостью заправского надзирателя.

– Надеюсь, вода горячая? – спросил он, памятуя о том, как принимал душ в санчасти следственного изолятора.

– Надейся и жди.

– Ну, бывают моменты, когда ждать не совсем прилично.

– Например?

– Вот я хотел бы надеяться, что женская рука потрет мне спину. Но я этого не жду. Потому что знаю, насколько высок моральный облик российского тюремного врача. Клизму – пожалуйста, а спинку потереть – это уже чересчур.

– Хорош трепаться, балагур, – беззлобно одернула его Изольда.

Она открыла дверь в душевую, но внутрь входить не стала. Не будет она тереть ему спинку: ее желание, чтобы заключенные заигрывали с ней, – не более чем потребность в легком флирте.

Стены душевой были выложены кафелем приятного салатного цвета, слева оборудованы три кабинки с исправными лейками, холодной и горячей водой в кранах. Когда Ролан вышел в предбанник, там уже лежало чистое белье и вполне пристойная на вид пижама.

Обратно его сопроводил санитар из тюремной обслуги, худощавого сложения мужчина с еврейским типом лица.

– Ну, как вода? – спросила Изольда, не отрывая головы от журнала, в который что-то старательно вписывала.

– Отлично.

– Спину сам себе потер?

– В тюрьме что главное? Самодостаточность. И самообслуживание.

– Ну, если ты такой самостоятельный, то тебе в отдельную палату надо. – Она улыбалась, но на Ролана не смотрела.

– Я согласен.

– Только отдельной палаты нет. Есть трехместная. Но там сейчас никого… Да, кстати, как твоя рука?

Изольда провела его в ординаторскую, заставила снять пижамную куртку, пальцами нежно ощупала мышцы вокруг затянувшейся раны.

– Хорошо. Очень хорошо.

– Я тоже так думаю. У вас такие нежные прикосновения, что мне, правда, очень хорошо.

– Запомни ощущения, – не без ехидства усмехнулась она. – Останешься в одиночестве, вспомнишь.

Изольда опустила его руку, поднялась, встала у Ролана за спиной, мягко касаясь пальцами, ощупала голову. Чертовски приятные ощущения, так и подмывало сказать ей, чтобы она не останавливалась. Но Ролан молчал, он и без того наговорил много лишнего. Вопрос с хорошей палатой уже решился, и ему вовсе не обязательно заигрывать с Изольдой дальше.

– У тебя что, пластина здесь? – спросила она, едва касаясь пальцами шрама на голове.

– Угу. С дуба неудачно рухнул.

– Болит?