134  

— Ты такая грустная, Агнес. Скучаешь по детям, по Орвилу? Вы с ним помиритесь обязательно, вот увидишь!

Тут Агнесса не выдержала. Он прекрасно знает, что в случившемся есть и его вина, и, тем не менее, смеет издеваться над ней. Ее лицо пылало, и горели темным гневным пламенем зеленые, в полутьме казавшиеся черными глаза; двинувшись ему навстречу, она произнесла почти угрожающе:

— Ты так этого хочешь, да? Ты для этого приехал сюда, чтобы нам проще было помириться? Посмотри на себя, Джек, у тебя ни достоинства, ни гордости не осталось, ты только и способен, что преследовать тех, кто давно уже в тебе не нуждается! Ты сам себя не уважаешь!

— Достоинство, гордость, — проворчал он, отходя от нее, — что проку в них, что мне с ними делать! Это, ведь не деньги, которые можно потратить, и не любовь, которой можно насладиться! Зачем мне уважать себя, если другие меня презирают!

Откуда у него взялась манера так говорить, такое нарочитое пренебрежение, она не знала. Наверное, это являлось своего рода самозащитой. Раньше она ничего подобного не замечала.

— Если ты еще что-то хочешь сказать, то говори быстрее и уходи.

— Хочу, — подтвердил он, — я хочу сказать, что я все для тебя сделаю, чего бы это мне ни стоило. Ты не должна меня бояться. Ради тебя, Агнес, я все готов отдать, даже свою жизнь!

— Или взять чужую, — добавила она.

Джек молча проглотил ее слова, о которых Агнесса пожалела, потому что немного погодя он грубо произнес:

— Кстати, девочка, если ты так уж боишься меня, почему не закрылась на ключ? Ведь такой мерзавец, как я, запросто может войти и обесчестить тебя. Ты что, не подумала об этом?

Агнесса покраснела.

— Я забыла…

— Так в следующий раз не забудь, а то я подумаю, что ты сама не прочь побыть со мной наедине! — сказал он и покинул комнату.

Она до последней минуты не верила, что он уйдет, а когда он все-таки ушел, бросилась к двери и заперла ее, хотя было ясно, что он не вернется.

Она не лгала, и, поспешно достав бумагу и чернила, принялась писать письмо Орвилу. Ни словом не обмолвившись о приезде Джека, умоляла позволить ей вернуться, говорила, что все осознала, раскаивается, тоскует, очень любит…

И очень хочет домой.

ГЛАВА VI

Орвил засиделся в кабинете до позднего вечера. Не так уж много было работы, просто его часто отвлекали размышления, мало относящиеся к тому, чем он занимался. В конце концов он отложил бумаги в сторону и дал волю мыслям. Он позволил им некоторое время свободно течь, не одергивая себя и не прерывая, а мысли его все последние дни были заняты лишь одним, точнее, одной. Агнесса, Агнесса, почему же ты оказалась такой? И даже не оказалась, а была, была всегда, просто не стоило, наверное, закрывать глаза на некоторые вещи. Он чувствовал непреодолимую потребность разобраться во всем и одновременно — ясное понимание того, что сделать это сейчас не удастся. Он сам сказал Агнессе: нужно время. Но сам он не хотел ждать.

Поднявшись, открыл шкаф, достал почти полную бутылку коньяка, рюмку и налил себе немного. Если это не поможет ему сейчас, то, по крайней мере, не повредит. Он продолжил свои размышления. В чем, собственно, состоит совершенное Агнессой преступление? Неблагодарность? Но мужчина обязан заботиться о женщине, если любит ее, и ничего не должен требовать взамен. Кроме любви? Значит, он наказал ее за то, что она любила другого и притворялась? Любила ли? Никаких доказательств тому он не получил: то, что она делала, само по себе подтверждением не являлось, мотивом ее поступка вполне могло служить и милосердие, и жалость, и доброта. Агнесса никогда не была бессердечной. Да будь человек последним на земле грешником, Орвил не был уверен, что сам в такой ситуации не подал бы ему глоток воды. Да, именно так, несмотря на все обвинения Джека в его, Орвила, адрес. Орвил задумался: были ли они врагами? Как ни странно, пожалуй, нет. Ни один из них не чувствовал себя в этой ситуации пораженным, и ни один — победителем. Орвил позволил себе легкую усмешку: у него мелькнула мысль о том, что человек такого склада, как Джек, наверное, единственным доказательством истинной любви женщины признает физическую связь, тогда как для него, Орвила, достаточно будет обстоятельств, казалось бы, куда более безобидных. Конечно, приходя в дом к своему бывшему любовнику, Агнесса говорила нежные слова и обменивалась с Джеком взглядами, дающими надежду. А он, ее муж, об этом не знал. Орвил вцепился в обитые черной кожей подлокотники кресла. Быть может, это была и не ревность, а просто боль? Боль души — что может быть страшнее? Они все, наверное, испытывали это, ни один из троих не был счастлив. Орвил подумал: интересно, что бы чувствовал Джек, если б Агнесса вернулась к нему? Торжество победы над ним, Орвилом? Злорадство? И понял, что нет. Этот человек напоминал ему бездомную полудикую собаку, которая огрызается в ответ на пинки прохожих, злобно защищаясь, но сама, усталая и голодная, не нападает и не соперничает ни с кем. Добившись своего, Джек просто забыл бы о нем. Орвил вздохнул. Равнодушие. Вот бы научиться!.. Хотя, пожалуй что, уже поздно.

  134  
×
×