Игры сердца

Ну да, впрочем, нельзя было сказать, что он думает об этом слишком много. На способность к логическому мышлению Иван никогда не жаловался, поэтому собственное житейское положение давно уже было им проанализировано. И вывод из этого анализа он сделал единственно возможный: ему остается только ожидать, что предпримет сама Марина, как она решит себя повести.

Он считал такое свое поведение признаком безволия. Но для себя ничего другого придумать не мог.

То, что в этой ситуации ничего для себя не придумывает Марина, – это Ивана злило. Ну хорошо, муж у тебя оказался какой-то ненормальный: уехал в экспедицию – не простился, вернулся – не показался, взял отпуск, на работу не ходит, живет по знакомым, теперь вот на даче у сестры собирается пожить… Глупо он себя ведет, твой кратковременный супруг, кто бы спорил! Но сама-то ты почему ведешь себя так, будто ничего не происходит?

Андрей Мартинов, в квартире которого Иван жил несколько недель, пока тот ездил с семьей в отпуск, сказал однажды, что Марина держится так безмятежно, будто ничего особенного в ее жизни и не случилось: работает, общается с коллегами, недавно вот день рожденья завлаба отмечали, она помогала стол накрывать, за столом потом шутила, произносила тосты… Скоро у нее защита диссертации.

«Бред какой-то!» – сердито думал Иван.

Но сердиться оставалось только на самого себя.

Он понимал, что долго все это продолжаться не может, а потому даже обрадовался, когда сегодня утром ему позвонил завлаб и попросил раньше срока выйти из отпуска. Во-первых, этот звонок наверняка означал, что возникла какая-то срочная работа, и это было хорошо, потому что отдыхать Ивану надоело. А во-вторых, его появление в институте давало естественную возможность объясниться наконец с Мариной.

Глава 2

– В общем, Ваня, давай собирайся. – Завлаб Бутузов по своему обыкновению легонько хлопнул ладонью по столу; это означало, что разговор окончен. – Считай, премия тебе за Байкал.

Рейс, в который Бутузов отправлял своего сотрудника Луговского, в самом деле невозможно было считать ничем иным, кроме как премией. Круиз это был, а не рейс! Средиземноморский круиз, удачно соединенный с наукой.

Исследовательские суда Института океанологии часто совмещали научную работу с туристическими услугами: деньги-то на исследования всегда требовались бо€льшие, чем готово было выделять государство, и туристы в этом смысле являлись отличным подспорьем. Но обычно речь шла о туристах-экстремалах – таких, например, которым непременно хотелось увидеть Шпицберген или Новую Землю. Их доставляли туда, высаживали на берег, а через несколько суток забирали. А вот, оказывается, есть и такие, которым интересно путешествовать вдоль средиземноморских берегов не на обычном круизном лайнере, а на корабле океанологической экспедиции. Что ж, отлично!

– Ты в Израиле был когда? – спросил Бутузов. Иван отрицательно покачал головой. – У вас там три свободных дня будет. В Иерусалим съездишь. Я тебе крестик свой дам, освятишь на Гробе Господнем.

– Ладно, – улыбнулся Иван. – Еще какие будут задания?

– По работе – сам на месте разберешься. Говорю же, премия тебе. – Бутузов улыбнулся в ответ. И вдруг спросил каким-то мимолетным, почти небрежным тоном: – А правду Мартинов говорит, что ты с Драбатущенко развелся? И вроде бы жить тебе негде?

«Ну Андрюха! – сердито подумал Иван. – Представляю, каких он тут соплей налил. Странно, что меня только в Средиземное море, а не в санаторий для нервных больных отправляют!»

– Что значит негде? – пожал плечами он. – Квартира есть в Ермолаевском, в Подмосковье дом. Живи не хочу.

– Ну так в Ермолаевском не твоя же квартира. И про дом я что-то первый раз слышу.

– Моя, не моя, а на улицу не выгонят. Есть мне где жить, Сергеич, ты чего?

– Я и говорю, от баб одни неприятности, – с необъяснимой логикой подытожил Бутузов. – Вот вроде бы она даже нормальная, а все равно… Что уж про ненормальных говорить!

Иван расхохотался.

– Где это ты ненормальных баб насмотрелся? – поинтересовался он.

– Да появилась тут у меня одна. Думал, покручу с ней месяц-другой – и ей хорошо, и мне приятно. А теперь полгода уже не знаю, как отбояриться. Рыдания, страдания, вены режет, видите ли, художница она, не такая как все, а творческая личность. Геморрой, в общем, заработал я себе конкретный, – заключил Бутузов.

Иван помрачнел. Видимо, завлаб заметил тень, пробежавшую по его лицу.