Дверь медленно распахнулась и я, сочтя это за приглашение, вошел в кладовку. Последний раз я приходил сюда в возрасте тринадцати лет, когда Грегори, наш прежний дворецкий, спрятал среди запыленных ящиков мою рогатку. С тех пор кладовка не сильно изменилась, разве что стала еще более пыльной, чем прежде. Единственное окошко, небольшое и заросшее старой паутиной, едва-едва пропускало свет. Так что мне стоило большого труда разглядеть стафию.
– Вся моя жизнь после смерти посвящена этому дому и тем, кто в нем живет, чэр, – голос у призрака был необычайно тих. – Ваш предок был добр ко мне. Даже несмотря на темный ритуал и то, что в первое мгновение кажется кощунственным. Он дал мне шанс жить дальше и видеть, как снова и снова приходит осень, как меняется город и те, кто живет в нем. Мои кости, моя душа, вся я, целиком, без остатка, принадлежу этому дому. Я – это он.
Два огненно-красных глаза-уголька мигнули в полутьме.
– Видит Всеединый, с которым мне никогда не встретиться, я стараюсь верно служить и выполнять свои обязанности, господин.
– Я знаю это, Эстер, – осторожно ответил я.
Она впервые была столь откровенна со мной, и я затаил дыхание, опасаясь, что стафия вновь закроется, словно устрица в раковине.
– И я подвела вас, что бы вы ни говорили мне, чэр, – призрак вновь всхлипнул. – Вы едва не погибли. Мне нет оправдания.
– Никто не ожидал, что сюда когда-нибудь заглянет изначальный маг. Тебе не по силам справиться с ним.
– По силам. Но я оказалась нерасторопна, и он застал меня врасплох.
Мне понадобилось несколько минут, чтобы убедить ее в том, что существо, созданное с помощью волшебства, может пострадать только от этого самого волшебства.
Выступать целителем совести фамильного призрака, такое я и представить не мог!
– Так что хватит терять время и сидеть взаперти, – напоследок сказал я Эстер. – Полли рвет и мечет после вчерашнего. Ты же знаешь, как она реагирует, когда чужаки заходят на ее кухню и портят еду. Я был бы тебе очень благодарен, если бы ты ее утихомирила. Она сама на себя не похожа.
Под стук молотков я вернулся обратно в свой кабинет, по ходу взглянув на стрелки старых часов. Стекло, вчера продырявленное полковником, уже успели заменить, а кровь убитых убрали вместе с испорченным ковром. Талер, увидев оплавленные дыры и услышав от меня о серебристых росчерках в воздухе, пришел в сильное возбуждение и едва не забегал по потолку.
– Ты видел?! Видел?! У МакДрагдала рельсовая винтовка! Откуда?!
– Ты так прыгаешь, словно случилась сенсация, и какой-то скангер с помойки внезапно стал мэром Рапгара.
– Я же тебе говорил об этих штуках. Они на вес золота и пока имеются только у гвардии.
– Ну, и что с того, – меня занимал лишь прошедший разговор с жандармами. – Полковник – старый вояка, у него полно связей в военном ведомстве. Он как-то похвалился, что может по знакомству достать все, что угодно, даже бронепоезд. Если тебя так уж интересует это орудие убийства, сходи к нему и узнай, что к чему. Постой! Не так быстро. Возьми одну из бутылок, что прислал Данте. Отнеси старику с моими глубочайшими благодарностями.
Талер смылся, только его и видели. Даже плащ забыл. Наверное, до сих пор возится с той смертоубийственной штукой, что плавит стекла, вместо того, чтобы их разбивать.
До темноты оставалось еще очень и очень долго, и я слонялся от безделья, наблюдая, как руководимые Бласеттом люди восстанавливают чистоту и порядок.
Затем я вернулся к амнисам, надеясь, что они закончили споры, и можно почитать оставленную книгу в тишине и покое.
– И когда ты собирался мне рассказать? – голос Стэфана был язвительным.
– О какой из тысяч моих тайн идет речь?
– Если бы мы знали секреты друг друга, они бы стали лучшим утешением для наших сердец, – пробормотал он и ответил: – О том, что на самом деле рассказал тебе тот пленник. О том, что из него выудила Анхель.
– Те девять слов? – небрежно бросил я. – Совершенно вылетело из головы, если честно.
Будь у него зубы, он обязательно бы ими заскрежетал.
– Это важные девять слов, мой мальчик. И ты не спешил поделиться ими со Скваген-жольцем.
– Моя память в последнее время оставляет желать лучшего, – притворно вздохнул я. – Столько событий.
– Нельзя шутить с жандармами, Тиль! Это до добра не доведет.
– Ты говоришь сущие банальности.
– Я говорю истину! Мало тебе неприятностей в прошлом?
Я издал неопределенный звук, который можно было с большой натяжкой попытаться трактовать как согласие.