Теперь ее глаза были – сама пустота.
– Случилось что-нибудь? – дрогнувшим голосом спросил Колька.
«Ну как ей сейчас сказать? – мелькнуло у него в голове. – И что это с ней вдруг?»
– Ничего не случилось. – Она пожала плечами. Голос был спокойный. – Все как обычно. Хорошо, что Надька у бабушки, а то меня в командировку посылают. Может, ты Новый год у родителей встретишь? Или у Нины.
– Я… – начал было Колька.
И замолчал.
– Что – ты?
– Я… А куда ты едешь?
– На остров Лансароте. Только не еду, а лечу. Это рядом с Африкой, напротив Сахары.
Она и теперь не удивилась необычности его поведения, хотя могла бы: Колька ведь никогда не интересовался маршрутами ее поездок.
Он больше не мог делать вид, будто с ним ничего не произошло.
– Галя, я должен тебе сказать, – с трудом, но решительно выговорил он. – Я не буду больше… здесь жить.
– Здесь? – переспросила она.
– В смысле, с тобой… то есть…
Все-таки язык у него был словно свинцом налит и еле ворочался во рту, выговаривая эти слова, ничтожность которых он ясно чувствовал. Они были ничтожны по отношению к Кате, по отношению к Галинке, по отношению к нему самому, их противно было произносить. Но и не произносить было невозможно.
– Ты уходишь? – таким же спокойным голосом спросила она. – К кому?
Как было ответить на этот вопрос? Сказать, что он уходит к любовнице Северского, которая только что родила от того ребенка?
– Я ее люблю, Галь, – сказал Колька. – Она родила. Прости.
– Да? – Теперь он наконец расслышал, что ее голос звучит не спокойно, а тускло. – Давно?
– Два дня назад.
– Поздравляю.
– Надя от бабушки вернется, я ей тоже скажу.
– Зачем ты будешь ей говорить? Она все равно сразу в Кельн уедет. А потом я ей сама скажу.
Галинка была, как всегда, права и, тоже как всегда, соображала быстрее, чем Колька. Даже в том странном состоянии, в котором она неизвестно отчего сейчас находилась. Даже при таком известии, которого она едва ли ожидала от него.
А может, дело было совсем не в ее сообразительности. И даже наверняка не в этом было дело. Просто та жизнь, которой Колька жил десять лет, была создана без него, шла без него и не нуждалась в нем даже в тот момент, когда он ее покидал.
Это было даже не обидно. Так уж оно сложилось, а почему, никто не знает. И вряд ли кто-нибудь в этом виноват.
«Удобно тебе так думать! – сердито произнес про себя Колька. – А она вон какая почему-то».
– Галь, очень ты…
Он хотел спросить, очень ли она на него обиделась, но ему вдруг стало стыдно называть происходящее таким глупым, из детской песочницы, словом.
– Не очень. – Она всегда легко угадывала все, что он хотел, а вернее, мог сказать. – Вообще не обиделась.
Колька молчал, не зная, что еще сказать. Все было глупо, мелко, не нужно. Любые слова, обращенные им к Галинке, были бы сейчас похожи на те, которыми в советских фильмах провожали на пенсию заслуженных заводчан: благодарим за трудовой подвиг, здоровья, счастья в личной жизни…
– Ты прямо сейчас в командировку уезжаешь? – наконец сказал Колька.
Все-таки он не мог совсем ничего не говорить!
– Завтра.
– А почему же ты в пальто?
Странно, но ее совсем не удивили эти, один другого глупее, вопросы. Даже наоборот, она посмотрела на свое пальто с удивлением, как будто увидела его впервые.
– Не знаю… – В ее голосе прозвучало что-то совсем уж незнакомое – растерянность, горечь? – Пришла и снять забыла. Ты к ним прямо сейчас уезжаешь?
Будь это не Галинка, можно было бы спросить, откуда она знает, что он не уходит, а вот именно уезжает, ведь он не говорил ей, что женщина и ребенок живут в другом городе. Но спрашивать у Галинки, каким образом она догадывается обо всем на свете, было невозможно. Мир человеческий был так же открыт перед нею, как просто мир. Как какой-нибудь остров с немыслимым названием, лежащий где-то в океане. Рядом с Африкой, напротив Сахары.
Уехать в Ростов Колька собирался завтра, просто потому, что ему надо было оформить отпуск на работе, но уйти хотел, конечно, сейчас. То есть если бы Галинки не оказалось дома, то он и ушел бы завтра, и уехал. Но как провести с нею ночь под одной крышей, будто ничего не произошло?
Конечно, он не высказал все эти соображения вслух. Но она сказала:
– Брось, Колька. Очень тебе нужно родителям прямо сейчас объяснять, что да почему? Ночуй здесь. Потом разберемся.