98  

– А куда поедем? – обрадовалась Лиза.

– Да куда угодно. Можно в Сергиев Посад, если ты там не была, в Лавру.

Лиза никогда не была в Лавре, и ей, конечно, тут же захотелось поехать. Впрочем, с Арсением она была готова ехать, куда угодно.

Лиза не знала, верует ли она – точнее, она старалась не думать о том, как надо верить. Мать сердилась:

– Странно это, Лиза! Дед твой покойный священником был, пострадал за веру, а ты, прости Господи, носу не кажешь в церковь. Что вы за люди – разрешили ведь наконец, отчего не подумать о душе?

Лиза не спорила с матерью: она и сама чувствовала какую-то неловкость от того, что не соблюдает обряды. Может быть, это просто потому, что не привыкла с детства? Тогда Зоя Сергеевна еще опасалась учить маленькую Лизу молиться, открыто водить ее в церковь. А потом, когда все это стало неопасно, Лиза уже не могла почувствовать связи между таинственным понятием веры и целованием руки у священника или причастием из одной ложки с сотней других прихожан. Ей словно бы достаточно было того, что она чувствовала в собственной душе.

Они поехали в Лавру ранним воскресным утром. С погодой повезло: солнце светило с последней предзимней яркостью, в воздухе мелькали паутинки бабьего лета – тоже последние, случайные. Арсений с Лизой успели к ранней электричке и даже захватили места на скамейке в уголке. Правда, вскоре пришлось уступить места старушкам, но им все равно было хорошо: в толпе они прижались друг к другу так тесно, что Арсений прошептал Лизе на ухо:

– Может, выйдем где-нибудь в лесочке?

Лиза засмеялась, и они начали целоваться такими долгими поцелуями, что немедленно вызвали неудовольствие у тех самых старушек.

– Никакого стыда нету, – ворчали они. – В светлый праздник в Лавру людям нельзя съездить без этой срамоты!

– Какой сегодня праздник, ты не знаешь? – спросил Арсений.

– Покров сегодня, – объяснила старушка. – Вам бы только целоваться!

Они не заметили, как доехали до Сергиева Посада. Они вообще мало что замечали вокруг, когда смотрели друг на друга. Лавра вырисовалась в прозрачной дали. Когда сошли с электрички, Лиза ахнула, увидев золотые и голубые купола.

– Красиво, – произнес и Арсений. – Торжественно как-то, человеком себя чувствуешь, когда сюда приезжаешь, а то ведь некогда все.

Они пошли в ту сторону, где сияли купола, и Лизе казалось, что они вот-вот войдут под какие-то неведомые ворота. Она чувствовала, что ей везде легко и хорошо с ним, и здесь, в Лавре, так же хорошо и свободно, как в комнате на Воротниковском.

В Москве не чувствовалось никакого праздника, а здесь он присутствовал во всем – и в торжественном звоне колоколов, и в особенных, значительных лицах священников. Лиза чувствовала праздник в себе, в своей душе, и думала о том, что иначе и быть не может. Ведь они идут рядом, Арсений обнимает ее за плечи, и, время от времени взглядывая на него, она видит его лицо.

Неожиданно от наклонился к ней и быстро поцеловал. Потом сказал, словно оправдываясь:

– Сейчас ведь в церковь зайдем, там неудобно будет.

У входа в храм Лиза набросила на голову широкий белый шарф, обернула его вокруг шеи.

– Ты на дворяночку похожа, – сказал Арсений. – Из тургеневского романа.

– Мне многие это говорили, – удивилась Лиза. – Не понимаю, отчего. Что, такая уж я старомодная?

– Да нет, почему старомодная, – возразил Арсений. – Просто от тебя чистотой веет. Да и внешность соответствует.

Храм был залит солнцем, хор пел негромко и таинственно. Перекрестившись, Лиза не стала проходить вперед, остановилась неподалеку от входа, рассматривая иконы и роспись на потолке.

– Пойдем поближе, – шепнул Арсений. – Посмотри, как там красиво, алтарь какой.

Они прошли к алтарю, и Лиза почувствовала, что стоит в самом центре огромной чаши, опрокинутой над ее головой. Арсений стоял рядом, держа ее за руку, и она слышала его дыхание сквозь чистые голоса певчих.

– Смотри… – Он наклонился к ее уху, его дыхание теперь щекотало висок. – Похоже, что мы венчаемся, правда?

Лиза вздрогнула от этих слов. Она совсем не думала об этом!

– Разве? – Она подняла глаза на Арсения, стараясь понять, почему он сказал это.

– Правда-правда, еще шарф этот белый…

Они постояли еще немного, потом вернулись ко входу, купили свечи, поставили у иконы Всех Святых. Служба в этот день была длинная, праздничная. Когда они вышли из церкви, им вслед звучало пение.

  98  
×
×