Буря в Эдеме

— Да.

Наступила неловкая пауза, которую через несколько секунд прервал Ян:

— Ты будешь.., то есть я хочу сказать, это… Шей резко остановилась и посмотрела на него:

— Ты хочешь спросить, буду ли я позировать обнаженной? Ты подыскивал именно это слово?

— Нет. То есть да. Именно это слово. Но нет… Я не подыскивал это слово.

— Ну конечно же, ты не делал этого, — выпалила Шей. — Сегодня вечером ты пролистал все журналы, пытаясь найти мою фотографию, как алкоголик, вынюхивающий запах спиртного.

— Шей…

— Ты думаешь, что я могу работать с таким проходимцем, как Арман? С этим гнусным декадентским червяком? — Шей сделала многозначительную паузу и гордо вскинула голову. — К твоему сведению, я так же тщательно выбираю мастера, как мастер выбирает меня. А чтобы до конца удовлетворить твое любопытство и избавить тебя от необходимости подыскивать нужные слова, я скажу тебе вполне откровенно: я буду позировать с обнаженной грудью, хотя остальная часть тела будет закрыта. Роберт Глэд — очень известный и весьма уважаемый скульптор. Он получил заказ от Гавайского исторического общества на изготовление скульптуры для местного музея. Лицо он сделает с полинезийской девушки, а торс будет мой. А теперь скажи мне, это соответствует твоим представлениям о морали?

— Ты несправедлива ко мне, Шей, — сказал Ян подчеркнуто спокойным тоном, что еще больше разозлило ее.

— Так же, как и ты ко мне. — Она вся напряглась от чувства гнева и обиды. — Твое мнение обо мне не изменилось с тех пор, как ты увидел, что я наблюдаю за тобой, когда ты был обнажен. Ну хорошо, я согласна, что это смертный грех. Что дальше? Выколи мои глаза, сожги меня на костре!

Ян почувствовал, что теряет терпение и выходит из себя. Они спорили так громко, что прохожие стали глазеть на них, замедляя шаг. Ян и Шей распалялись все больше, не обращая внимания на проходящих мимо зевак. Ситуация осложнялась еще и тем, что каждый из них имел свою точку зрения на предмет спора, считал ее единственно правильной.

— У тебя прекрасное тело, преподобный отец, — продолжала доказывать Шей. — У меня сложилось художественное восприятие красивого тела, поэтому я с таким интересом наблюдала за тобой. Должна признаться, что мне очень понравилось то, что я увидела. Но мое любопытство объясняется не только развитым эстетическим вкусом. Черт возьми, как бы мне хотелось, чтобы ты не нравился мне так сильно.

Шей резко отпрянула от него и наткнулась на небольшой стенд с газетами и журналами. Она взглянула на них, и ее чуть было не стошнило. Подборка журналов была явно целенаправленной. Все они отличались друг от друга только степенью отсутствия вкуса, а тексты были откровенно порнографическими. Она повернулась к Яну с перекошенным от гнева лицом:

— Почему ты не купил один из этих журналов? Может быть, ты нашел бы там мое фото? Ты же этого хотел, не правда ли? — Она резко взмахнула рукой, и несколько журналов полетело на тротуар.

Продавец вскочил со стула и заорал:

— Эй, леди, что вы позволяете себе, черт вас побери?

Шей медленно побрела по тротуару, ничего не замечая перед собой. Пройдя пару метров, она, оглянувшись, увидела, что Ян протягивает продавцу пятидолларовую банкноту, чтобы откупиться за причиненный ущерб. Продавец стоял рядом со стендом и проклинал их обоих. Расплатившись с ним, Ян бросился догонять Шей, которая уже успела войти в подземный гараж и вручила охраннику свои водительские права.

Ян подбежал к ней в тот момент, когда охранник ушел в гараж, чтобы пригнать машину. Он схватил Шей за руки и резко повернул к себе. Она попыталась вырваться, но он крепко прижал ее к своей груди, не давая ей возможности даже пошевелиться.

— Ну, ну, успокойся. Шей, ты лучше знаешь все тонкости своего дела, — умолял ее Ян дрожащим голосом. Он еще крепче прижал ее к себе и уткнулся лицом в ее шелковистые волосы, повторяя одни и те же слова. Они так стояли несколько минут, и она начала постепенно успокаиваться, подчиняясь его силе воли.

Ян поднял голову и поправил ее спутавшиеся волосы.

— Ты ошибаешься, Шей, — сказал он. — Ничего плохого я о тебе не подумал. Я уже давно стараюсь воспринимать тебя такой, какая ты есть на самом деле, то есть прекрасной женщиной, не способной на дурной поступок. Я хорошо знаю, что ты делаешь, и знаю, что я делаю. Вот здесь, — он показал рукой на голову, — я понимаю тебя и принимаю такой, какая ты есть. А здесь, — он положил ладонь на сердце, — все противится такому пониманию. Он прижался к ее щеке: