48  

— Мне не нравится то, чем ты занимаешься. Я признаю это и не собираюсь отрицать. Но не по той причине, что ты думаешь. Я просто не могу вынести мысли о том, что какой-то Арман, какой-то негодяй, любой мужчина независимо от его таланта имеет возможность смотреть на тебя, смотреть на то, что так дорого мне, к чему я испытываю страстное желание и чем хочу обладать безраздельно.

Она издала короткий радостный стон и посмотрела ему в лицо.

— О Шей, Шей, — повторял он дрожащим голосом, пока не впился в ее губы в безмолвном долгом поцелуе.

Он выдохнул из груди воздух, а она жадно втянула его в себя, медленно покачиваясь. Ее руки поднялись и обвили его сильную шею, а голова запрокинулась назад, чтобы ему было удобно целовать ее. Ян прижался к ней всем телом, чувствуя ее бедра, живот и грудь, его язык тем временем глубоко проник в ее рот, возбуждая ее до предела.

Шей погрузила пальцы в его жесткие волосы и судорожно прижимала к себе его голову, наслаждаясь его поцелуем. Никому она еще не позволяла так глубоко вторгнуться в ее святая святых — душу. Ни ее родители, ни Энсон, ни кто-либо другой не могли приблизиться к ее душевному миру, который она тщательно оберегала от посторонних. Ее душа всегда была главной резервной силой, дающей ей возможность оставаться самой собой. И вот впервые в жизни она открыла свою душу человеку, потому что безмерно ему доверяла. Она готова была отдать ее полностью и без остатка.

Когда поцелуй стал слишком страстным, Ян заставил себя оторваться от ее губ. Затем, наклонившись к ее уху, он прошептал:

— Ты такая же вкусная, как и привлекательная. Теплая, сладкая и золотистая.

Его руки скользили по ее телу, доставляя ей огромное удовольствие и ощущение безопасности. Она слишком долго томилась в одиночестве и истосковалась по мужской ласке. Ей очень нравилось быть защищенной, чувствовать на себе сильные мужские руки, ощущать себя главным призом, принадлежащим победителю, выдержавшему серьезные испытания в борьбе за ее сердце.

— Я никак не могу насладиться тобой, — тихо сказал он, оторвав свои губы от ее лица.

Шей не сомневалась, что его душа всецело принадлежит Богу. Но в то же время он был простым смертным, он был человеком, мужчиной из рода Адамова. Все ее женское естество требовало близости с ним, рвалось к нему неудержимо и страстно, лишая способности к сопротивлению.

Ян нежно сжал руками ее грудь и глубоко вздохнул. Шей закрыла глаза и тоже глубоко вздохнула, чувствуя, как его пальцы коснулись самого чувствительного места — ее взбухших от страстного желания сосков. Ее сердце бешено колотилось в груди, и ей показалось, что оно бьется в такт с его ритмичными движениями руки — вверх-вниз, вверх-вниз, вверх-вниз. Ее мысли смешались и отлетели прочь, оставив после себя блаженную пустоту.

Так они стояли несколько секунд, не находя в себе достаточно сил, чтобы отойти друг от друга. Ян тяжело дышал, и ей казалось, что она отчетливо слышит удары его сердца.

— Шей, — обратился он к ней сдавленным голосом. Одна его рука опустилась, зато другая еще крепче прижала ее к себе. Он снова наклонился к ней и уткнулся носом в соблазнительно мягкую ямочку между шеей и плечом.

Она с трудом подавила в себе желание застонать от удовольствия. В этот момент послышался шум мотора. Охранник подъехал к ним и остановил машину. Шей с трудом оторвалась от Яна, подошла к машине и села за руль.

— Шей…

Она быстро захлопнула дверцу машины, а затем, немного подумав, опустила ветровое стекло:

— Я же говорила тебе, что у нас ничего не получится. Это невозможно, Ян.

Он наклонился над окном, положив ладони на ветровое стекло.

— Нет, — сказал он и решительно покачал головой. — Нет, ты не права. Это совсем не так.

Шей нажала на педаль газа. Ян успел сунуть голову в машину и поцеловать ее в лоб.

— Будь осторожна, — сказал он, отходя от машины.

Глава 7

Все было кончено. Она прекрасно сознавала это. В тот самый момент, когда она выехала из подземного гаража, оставив его в темноте узкого прохода, она уже хорошо понимала, что ее любовь к Яну Дугласу была окончательно проигранной партией. Она проиграла ее так же, как проиграла теннисную партию в то памятное утро. Вообще говоря, их роман с самого начала был обречен на неудачу. Для нее это был самообман, правда, очень приятный и соблазнительный. Она обманывала себя, когда думала, что из этого что-нибудь получится. Она просто уступила его ласкам, позволив своему телу обмануть разум. А он? Он же не мог так легко обмануться? Он все прекрасно понимал. Он не мог не чувствовать, что его моральные устои подвергаются серьезному испытанию.

  48  
×
×