Лагерный пахан

Разумеется, Трофим принадлежал к серьезным арестантам. Поэтому спокойно, без кичливых амбиций зашел в камеру, остановился в самой глубине, возле окна.

Угловое, лучшее по тюремным меркам место занимал какой-то тип с вытянутым, как у русской борзой, лицом. Землистого цвета лицо, вертлявые глазки, многодневная щетина, спесивая ухмылка. Казалось, он только того и ждал, чтобы Трофим бросил свою сумку на нары.

– Э-э, братан, а это козырное место! – вскакивая с места, прохрипел он.

Трофим небрежно глянул на него, всем видом давая понять, что говорить с таким бакланом считает ниже своего достоинства.

– А за козырные места платить надо.

Но Трофим и ухом не повел. Присел, достал из кармана сигарету, щелкнул зажигалкой.

А баклан продолжал его донимать.

– Костюмчик у тебя ничего. Лето на носу, жарко будет, зачем тебе куртофанчик, а? Штаны оставь, а куртофанчик мне.

Трофим молчал, продолжал курить.

– Не, ну ты чо, глухой, в натуре? Так я щас уши тебе прочищу!

Угрожающе выщелкнулось из своего гнезда лезвие ножа. Трофим не удивился – при таком шмоне, свидетелем которого он только что стал, в тюрьму можно было пронести хоть пулемет. И не испугался он, потому как знал, с кем имеет дело. Есть такая порода тупых и трусливых от природы уродов, которые могут только громыхать как грозовая туча, но молнии могут метать с таким же успехом, как пластмассовые рыбки – живую икру. Похоже, этот баклан был из таких. Но если он все же сможет набраться смелости, чтобы ударить ножом, ничего у него не выйдет. Трофим же не баран, чтобы его резали. Да и у самого нож под рукавом куртки…

Но Трофим не стал выдергивать перо. Одной рукой с виду неторопливо, но на деле стремительно ухватил баклана за его запястье, блокируя нож. А второй ткнул ему в глаз горящую сигарету. Дикий вопль, вонь паленой плоти…

Выпавший из руки складень он пнул под нары, охальника же сбросил на пол под ногами и несколько раз ударил его ногой в живот. Когда тот затих, никому ничего не объясняя, вернулся на свое место, бросил сумку под голову и лег с таким видом, как будто ничего и не произошло.

Баклана забрали в больницу, к вечеру по хатам раскидали всю «сборку». Трофим остался в камере один. А утром его выдернул к себе в кабинет начальник оперчасти.

Какое-то время кум листал его личное дело – то ли не успел ознакомиться с ним, то ли это у него была привычка таким образом нагонять на арестанта страх и тоску. Наконец он отложил папку в сторону, неприязненно посмотрела на Трофима.

– Не успел появиться, уже озоруешь? – с плохо скрытой угрозой в голосе спросил он.

– А что я такого сделал, гражданин начальник?

Трофим внимательно смотрел на кума. Вроде бы не слюнтявая личность – суровый склад лица, искристый кремний в глазах. Не похоже, что в нем угас интерес к службе. Да и классовая ненависть к заключенным для него не пустой звук. От такого всего можно ожидать. Так что лучше не злить его. И просто «начальник» называть не следует, не тот расклад…

– А ты не знаешь? Избил заключенного. Чуть не выжег ему глаз.

– Уже настучали, – усмехнулся Трофим. – Все правильно, вы – начальник, вам за всем глаза и уши иметь надо. Тогда и порядок в тюрьме будет… А сигарету в глаз я со злости ткнул. Пришел в камеру как человек, никого не трогаю, а тут этот, ненормальный. Поверьте, гражданин начальник, я долго терпел…

– Ага, как святоша.

– Ну, что-то в этом роде.

– И что, к лику святых тебя прикажешь причислять?

– У нас свои святые, гражданин начальник. И люди есть, которые причисляют…

– Насколько я понимаю, ты не в законе, – сказал кум.

Трофим молча покачал головой… Да, он не в законе, но обсуждать эту тему с мусором не намерен.

– Но плох тот солдат, который не мечтает стать генералом. Ты согласен со мной, Трофимов?

– Я не солдат, я – вор.

– Поверь, мой кабинет – это совсем не то место, где «вор» звучит гордо… Но в камерах, сам понимаешь, ситуация совершенно иная.

Трофим снова промолчал. Дал понять, что и эту тему он с мусором обсасывать не будет.

– Как же мне с тобой быть, Трофимов? – как бы за советом обратился к нему кум.

– Вы начальник, вам видней.

– Похоже, ты не такой борзый, как я думал… А может, прикидываешься, а?

– Может, и прикидываюсь. Но по-любому, я человек серьезный.

– Но это же не значит, что ты уважаешь установленные в тюрьме порядки?

– Смотря кем установленные.

– Разумеется, администрацией.