Выстрел, который снес крышу

– Мужик, тебе кто здесь ходить разрешал? – злобно спросил один.

– Мое дело, где хочу, там и хожу.

– Это наша территория. Ты с нашей земли бабло поднимаешь. Значит, нам и платить будешь. Две штуки с тебя для начала.

Только сейчас до Павла дошло, чего от него хотят. Он попрошайничал, а значит, должен был платить процент за право собирать деньги. Но процент ему пока еще не назначили, но уже заставляют оплатить штраф.

– Да я бы с удовольствием, – не захотел он обострять обстановку. – Только нет у меня столько.

– Сколько есть, давай. Остальное потом, – грозно надвинулся на него рэкетир с давно не мытой и завшивленной головой.

– Не могу я вам все отдать. Я есть хочу, – мотнул головой Павел.

– А это уже не наши проблемы.

Вшивый резко потянул к нему руку, чтобы запустить ее в карман, но Торопов отбил руку костылем, резко пошел на сближение с противником и подушечкой ладони снизу вверх ударил его в подбородок. Это был очень опасный удар, сдвигающий, а порой и ломающий шейные позвонки. Но всю свою силу в удар он вкладывать не стал, чтобы не доводить дело до серьезных увечий.

Второго рэкетира Павел отправил в глубокий нокаут двойным ударом. Отбросив костыли, шагнул назад и двинул его локтем в солнечное сплетение, а затем, когда тот согнулся, рубанул его ладонью по шее.

Один парень сидел на земле, вытянув ноги, и с закрытыми глазами ошалело мотал головой, даже не пытаясь подняться. Второй лежал на боку и беспомощно сучил ногой. Павел даже хотел склониться над ним, заглянуть под веко – посмотреть, уж не в агонии ли бедняга бьется. Но вот беда, обернувшись для порядка назад, он увидел еще двух спешащих к нему парней. Эти были и ростом выше, и в плечах шире, и кулаки у них потяжелее. Бритые головы, упитанные физиономии, злые, пышущие драконьим жаром глаза.

Павел подобрал с земли костыли, чтобы с их помощью дать отпор громилам. Он мог бы возлагать на них большие надежды, будь они отлиты из чугуна или стали, но, увы, они деревянные, и серьезного противника ими не остановить. Торопов осознавал, что у него практически нет шансов, если его атакуют сразу с двух сторон. А так и будет.

Он не ошибся. Агрессивная пара вдруг разделилась: один громила стал заходить на него справа, другой – слева. Но в образовавшемся пространстве между ними Павел увидел знакомое лицо. Таким же торопливым, но более уверенным шагом к нему приближался Сеня Мазин, или Мазок, как называли его в зоне.

Торопов хорошо помнил этого вертлявого паренька с пакостной ухмылкой. Сам он был худой, если не сказать костлявый, но лицо у него широкое, а вот глаза маленькие, близко посаженные к тонкому и короткому носу.

Мазок заискивал и шестерил перед блатными, но распускал хвост перед мужиками. Правда, боялись его только самые слабые и запуганные жизнью зэки. Любого, кто хоть мало-мальски мог постоять за себя, Мазок предпочитал обходить стороной. А вот обиженным спасу от него не было, им Сеня жизни не давал. Пытался он унизить и Павла, но быстро умылся красными соплями.

Не любили в зоне этого типа, презирали. Зато на воле он, похоже, выбился в люди. Ни дать ни взять, авторитет для бомжей и попрошаек. Павел постарался сдержать наползающую на губы ухмылку. Как ни крути, а сейчас очень многое для него зависело от милости этой лагерной «шестерки». Пришлось изображать приятное удивление.

– Мазок?!

Сеня еще не узнал его, но с величественным видом осадил своих «быков».

– Ша! Разобраться надо!

– Торопов я! Паша!

– А-а, Топор! – наконец-то король попрошаек узнал Павла.

В зоне Торопов сначала получил кличку Торопыга, созвучную фамилии. Но после того как схлестнулся с блатными в жестокой драке и за него заступился сам Горуханов, он получил прозвище Топор. В кличке было и созвучие с фамилией, и намек на железный характер, который за ним признала братва.

– Сколько лет, сколько зим! – раскинув руки для братских объятий, с двуликой улыбкой двинулся к нему Мазок.

С одной стороны, он обрадовался Павлу, но с другой – опасался подвоха с его стороны. Вдруг он расскажет, как Сеня шестерил перед лагерными паханами. А ведь это удар по авторитету.

Но Павел и не собирался поливать Сеню грязью. Более того, он сам обрадовался Мазку. Ведь у него появилась возможность узнать, когда и каким образом он оказался на воле – прошлым летом по «звонку» вышел или три года назад по условно-досрочному освобождению, как утверждала Эльвира.

Торопов уже знал, что эта бестия в белом халате морочила ему голову, но все-таки ему до сих пор требовалось подтверждение, что с разумом у него все в порядке.