Выстрел, который снес крышу

Торопов перестирал белье в машинке, искупался, перевязал рану, затем переоделся в белье мужа, которое отыскал в шкафу, и лег спать.

4

Знакомый мужской голос не ворвался в сон, а будто вполз в него. Не открывая глаз, Павел усмехнулся. Это санитар Сергеев будит его. Вернее, так ему кажется, потому что голос этот родился в процессе перехода от сна к действительности, как хлопок в небесах, когда самолет перескакивает на сверхзвуковую скорость. На самом же деле он находится в квартире у Вики. И еще ему хочется есть… Интересно, приготовила она ему завтрак?

Открыв глаза, Павел вздрогнул. Перед ним с постной миной стоял Сергеев. Сам он лежал на койке в знакомой больничной палате, а на столе в тарелке дымилась каша.

– Вставай, соня, – широко зевнув, сказал санитар. – Каша с пылу-жару… Молока вам даже не пожалели. Вкусно, говорят.

Павел смотрел на него с таким недоумением, что Сергеев разочарованно махнул рукой.

– Я думал, ты правда вчера в себя пришел. А ты такой же, как был. Не клоун я, и шариков у меня всего два, гы-гы…

Глумливо гоготнув, санитар вышел из палаты, плотно закрыв за собой дверь. Какое-то время Торопов потрясенно смотрел ему вслед. Затем осмотрел себя. Больничная майка, трусы. Знакомая палата с зелеными стенами, изученная от и до гроздевидная трещина на потолке…

Все это уже было… И есть… И будет…

Павел расслабленно лег на спину, с безнадежным вздохом закрыл глаза. Не было балтийского побережья, не видел он заколотую нейролептиками Дарью, не охотились за ним киллеры, не выпытывал он правду в доме покойной Елены Корчиной, и горничная Вика ему привиделась.

Как был он больным на голову, так им и оставался. Этот вывод успокоил его. На душе вдруг стало легко и просто. Не убивал он киллеров, значит, не будет мучить его чувство вины, и покойники не станут являться к нему по ночам, чтобы мстить, ругая и проклиная. И Эльвиру не надо искать, и Дарью. И самому от правосудия бегать вовсе не обязательно…

А может, все-таки была Карьянка и ночи с Эльвирой, и безумные соседи… Подумав об этом, Павел вяло пожал плечами. Не хотелось копаться в своем сознании, вытаскивать из памяти события, увязывать их в логическую линию, детализировать, анализировать. Это так нудно. И так скучно. А вот поесть бы не мешало. Тоска приходит и уходит, а кушать хочется всегда.

Поднявшись с кровати, Торопов ощутил боль в ноге. И обнаружил, что у него перевязана одна ступня. В голове мелькнула искра озарения, но тут же откуда-то извне навалившаяся апатия потушила ее. Мало ли где он мог наколоть ногу. Ходил как чумной по территории больницы, искал клоуна, а напоролся на острый сучок. Или гвоздем ногу проколол. Или арматурным прутом. Впрочем, какая разница чем? Наверняка Эльвира позаботилась о том, чтобы рану обработали по всем правилам. Не должно быть гангрены. И столбняка, если укол вовремя сделали…

Каша действительно была на молоке. И масло легко намазывалось на мягкий белый хлеб. Чай, правда, не горячий, зато крепкий, сладкий. В него могли подмешать галлюциноген, но Павел вяло отмахнулся от своих мыслей. Пусть Эльвира делает что хочет. Она врач, она знает, как и чем его лечить. Он – больной, и ничего с этим не поделаешь. Да и не надо себя обманывать. Нужно смириться и получать удовольствие от жизни. Отдельная палата, завтрак, обед и ужин, прогулки на свежем воздухе, здоровый сон – что еще нужно для счастья?

После завтрака Торопов не стал умываться и чистить зубы. И о бритве не подумал. Теплое чувство сытости клонило в сон, и почему бы не лечь в свою постель? Ведь валяться, ничего не делая, так приятно. А грязную посуду заберет Сергеев. Он санитар, его дело работать, а Павел будет отдыхать.

Он уже погружался в сон, когда появилась Эльвира. В белоснежном накрахмаленном халате, стройная, красивая и профессионально радушная. Павел блаженно улыбнулся, глядя на нее.

– Как самочувствие? – приветливо спросила врач.

– Нормально.

Но его ответ не удовлетворил Архипову. Как обычно, она поводила молоточком перед его глазами, заглянула под веки, померяла давление. Руки у нее ласковые, нежные. Как жаль, что ночи с ней он проводил не наяву.

Впрочем, если бы вдруг она разделась и легла к нему в постель, он вряд ли бы смог ее осчастливить. Эльвира нравилась ему, но Торопову совершенно не хотелось изнурять себя страстными движениями. Лень-матушка одолела.

– Ничего не беспокоит?

– Нет.

– Как нога?