Выстрел, который снес крышу

– У меня муж примерно твоей комплекции, могу чистое белье дать. И одежда есть, джинсы, пуловер…

Хозяйка квартиры зашла в ванную, но Павел не позволил ей закрыть дверь. Мало ли куда она могла позвонить под шумок льющейся воды.

– Ты что, не доверяешь мне? – удивленно спросила девушка.

– Доверяю, – пожал плечами Павел. – Но не совсем. Если бы ты была на моей стороне, тогда другое дело.

– Но я не против тебя.

– Звучит обнадеживающе. Однако пусть дверь остается открытой…

На всякий случай он вынул из дверного замка связку ключей, сунул их под телефонную книгу. Глянув на Вику, которая стояла согнувшись над ванной, прошел на кухню, заглянул в холодильник. Початая бутылка коньяка, яйцо, сыр, четверть батона колбасы. Сглотнув слюнки, Павел открыл один ящик стола, другой, нашел сковороду, зажег плиту.

К тому времени, когда Вика вышла из ванной, на сковороде уже шипела колбаса.

– Иди, купайся, я сама, – недовольно сказала девушка.

Ей неприятно было, что на ее чистой кухне хозяйствует какой-то бомжеватый субъект. Но Павел постарался скрыть свое смущение и показал ей на место за столом.

– Садись. Тебе нужно отдохнуть после того, что случилось. А случилось важное событие – ты заново родилась. Я бы на твоем месте отметил свой день рождения. Какой там у тебя коньяк, армянский или дагестанский?

– Армянский, пять звездочек.

– С кем и что праздновала?

– Это что, допрос?

– Допрос. Я должен все про тебя знать.

– Ты и так много знаешь… Светка заходила, посидели немного.

– Кто такая Светка?

– Подружка моя. Она к нашим делам никакого отношения не имеет.

– К нашим делам?

– А что, нет?.. Да, ты не убивал Елену, но ты сегодня убил двух человек.

– Ты это видела?

– Нет, но…

– Я согласен с твоим «но». И оправдываться не собираюсь. Да, я убил двоих. И поэтому ты еще жива. Еще жива… У тебя хорошая дверь, у тебя шестой этаж, это меня обнадеживает. Продукты пока есть, а если вдруг что, можно заказать пиццу по телефону. И пиццу, и все остальные необходимые продукты и вещи, если потребуется.

– Это ты о чем?

– О том, что выходить отсюда ни тебе, ни мне нельзя. И на телефонные звонки не следует отвечать. Никого нет дома, поняла?

– Может, еще и свет выключить?

– Отличная мысль.

Погасив огонь под сковородкой, Павел убавил свет на кухне и в прихожей. Потолки подвесные, выключатели поворотные. И шторы на окне плотные, широкие и вдоль карниза двигались легко.

– Темнота – друг молодежи, – безрадостно усмехнулась Вика. – Но ты не молодой.

– Мне всего тридцать один год. Но выгляжу я старше.

– Намного старше, – кивнула девушка. – Ты бы шел в ванную. Помоешься, побреешься, может, скинешь лишний десяток лет.

– Не скину. Тут время нужно, чтобы отойти… Эльвира овощ из меня собиралась сделать. Состарился я внешне от препаратов. Из тебя она тоже может овощ сделать. Один укольчик, второй, третий – и вот ты уже никчемное и совершенно беспомощное существо. Единственная радость, когда сходишь под себя.

– Ты нарочно это говоришь? Чтобы меня стошнило?

– Тебя и так тошнит. От меня. Это потому, что у тебя обострено чувство внешнего восприятия. Надо его притупить, тогда тебе будет все равно. Ты успокоишься, ляжешь спать, а завтра со свежей головой трезво оценишь ситуацию. Тебе надо расслабиться.

Павел достал из холодильника бутылку коньяка, Вика поставила на стол рюмки, и они оба выпили – за знакомство, но без всякой радости.

Павел остановился на второй рюмке, а Вике продолжал подливать, пока она не окосела.

– Я хочу спать, – наконец-то, тяжело ворочая языком, сказала девушка.

– Раскладушка у тебя есть?

– Да, на балконе.

– Поставлю ее в прихожей, если ты не против.

– Делай что хочешь, только ко мне не приставай.

– Исключено.

– Ненавижу, когда пристают к пьяным женщинам, – уже из комнаты донесся ее голос. – Ни себе не позволяю, ни другим…

Приставать к девушке Павел не собирался. Какое-то время он провел на кухне, дожидаясь, когда она заснет. Разбинтовал ступню, осмотрел рану. Она не кровоточила, не гноилась, опухлость почти прошла. Это обнадеживало.

Рану он забинтовал наспех, кое-как. Затем вышел на балкон, взял раскладушку, через комнату, не без шума, вынес ее в прихожую. Вика даже не шевельнулась. Но этого Павлу показалось мало. Он склонился над ней, пристально наблюдая за лицом. Ресницы не дрожат, ноздри не шевелятся, а ведь запашок от него еще тот. Спала Вика. И теперь он мог заняться своими делами.