38  

Когда Александр так мгновенно, без размышлений предложил Аннушке выйти за него замуж, никаких своих личных обстоятельств он не учитывал. Он просто забыл обо всем, что принято называть обстоятельствами. Только Аннушкина красота, только ускользающая от него красота ее и молодость имели для него значение. Одно он чувствовал, когда звал ее замуж: если она откажет, жизнь станет ему не нужна. Зачем ему вялая, как выдохшееся шампанское, жизнь?

Он боялся ее отказа, но вместе с тем был в нем уверен. Потому что все, что он до сих пор видел и понимал в Аннушке по отношению к себе, обещало лишь отказ. Но, понимая это, Александр все-таки сказал то, что сказал. Такое бывало с ним прежде только на охоте: непредсказуемость ожидания, мгновенность решения, выстрел, яростный предсмертный рев зверя, обещающий охотнику смерть, и вдруг как награда – бешеный восторг успеха! Тем более сильный, чем меньше можно было на него надеяться.

И теперь он не надеялся на успех. Он смотрел в широко, изумленно распахнувшиеся Аннушкины глаза и понимал, что означает ее изумление.

«Да ты что? – яснее ясного говорили ее глаза. – Замуж?! Да я вообще не собираюсь замуж! А если бы и собиралась, с чего ты взял, что за тебя?..»

То, что она произнесла не глазами, а вслух, прозвучало для него как гром среди ясного неба.

– Саша… – Голос у Аннушки дрогнул. – Ты… шутишь?

– Нет.

Он не думал, что выговорит хотя бы одно слово без дрожи. Но голос его прозвучал внятно и твердо.

– Но… Этого не может быть! – Она замолчала, словно захлебнулась. Потом объяснила: – Ты же…

– Что? – перебил ее Александр. – Женат?

– Нет. То есть не только. Ты ведь… Не может быть, чтобы ты хотел на мне жениться!

– Почему?

Александр так удивился ее словам, что даже успокоился немного. Во всяком случае, прошел спазм, сквозь который он выталкивал из горла слова.

– Ну, потому что… Ты ведь не мальчишка уже.

Александр снова напрягся от этих слов.

– А ты за мальчишку хочешь выйти? – стараясь, чтобы голос звучал как можно спокойнее, спросил он.

– Дело не во мне. Ты, ты не можешь как мальчишка жениться! Ну, в смысле: женюсь, а там видно будет, не понравится – разведусь. Мне кажется, тебе должно хотеться чего-то более стабильного.

Аннушкино изумление прошло быстро. Александр в очередной раз поразился холодности ее ума, ее способности препарировать действительность. Но как же она была красива, когда говорила что-нибудь вот такое – ясное, здравое, холодное! Впрочем, она всегда была красива, во всех своих проявлениях. У Александра зубы сводило, когда он смотрел на нее.

– Ты уверена? – усмехнулся он.

– Да! – В Аннушкином голосе прозвучал вызов. – Тебе должно хотеться чего-то более стабильного. И совершенно не гламурного. А я от своей жизни отказаться не готова.

– В смысле, от тусовки?

– А хотя бы!

Вызов в ее голосе стал еще более дерзким, глаза прищурились, губы сжались. Александр еле удерживался от того, чтобы, наплевав на все объяснения, притянуть Аннушку к себе и разомкнуть ее губы поцелуем.

– Я и не требую, чтобы ты отказалась от своей жизни, – пожал плечами он.

– Чего же ты требуешь?

– Ничего. Я предлагаю тебе выйти за меня замуж.

– Предлагаешь руку и сердце? – насмешливо поинтересовалась она.

– Предлагаю выйти за меня замуж, – повторил Александр.

– А ты не боишься, что я соглашусь? – медленно, глядя ему прямо в глаза своими сощуренными зелеными глазами, произнесла она.

– Аннушка, я не из пугливых, – сказал Александр. – Видно, гены поморские. Предки на китов ходили.

И вдруг она засмеялась. Невозможно было разобрать, что звенит в ее смехе!

Прежде чем Александр успел внутренне напрячься, Аннушка перестала смеяться и сказала:

– Извини, Саша. Не обижайся. Я ведь испугалась было, когда ты… руку и сердце.

– А теперь?

– А теперь не боюсь.

– Почему?

Он облегченно вздохнул и улыбнулся.

– Потому что ты – как все мужчины. Не как все, не как все, – тут же поправилась она. – Ты, конечно, особенный мужчина. Но хвастаешься точно как все вы. – Она замолчала, потом произнесла совсем тихо: – Саша, я выйду за тебя замуж.

Ее согласие изумило его, потрясло, даже привело в оторопь. Но он, конечно, не собирался выяснять у нее, с чем это согласие связано. Он взял Аннушку за руку, притянул к себе. Второй рукой коснулся ее растрепавшихся – еще там, на заснеженном дворе, – волос и долго, все время, пока целовал ее, перебирал ее русые пряди. Волосы запутались у него между пальцами, в какую-то секунду ему показалось, что он делает Аннушке больно, но если это было и так, она не вскрикнула и не попыталась отстраниться.

  38  
×
×