Блокпост

– Только давайте без истерик! – хлопнув ладонью по столу, громыхнул басом следователь.

– А вот с больной головы на здоровую валить не надо. Истерика у вас, подполковник. А я всего лишь выполнял боевую задачу… Ну, виноват, что принял штурмовую группу за стаю кенгов. Готов понести наказание.

– А за кого вы приняли группу, которая сопровождала полковника Брыля? – в упор посмотрел на меня следователь.

– Не понял, – похолодел я.

– Вы уничтожили эту группу, а самого полковника взяли в плен. Он был вашим заложником. Надеюсь, вы не станете это отрицать?

Это был удар под дых. И хотя морально я был готов к нему, все же он стал для меня неожиданностью. Не думал я, что Брыль так быстро изменит свои показания.

– Что отрицать? – растерянно взглянул я на следователя.

– Вы убили трех человек, полковника забрали с собой. Что стало с водителем и командиром боевой машины, полковник Брыль не знает…

– А я не знаю, о чем вообще разговор, – совершенно сник я.

– Да ладно вам, не знаете! – торжествующе взмахнул рукой следователь; так дирижер своей палочкой требует победных литавр. – Я знаю, у вас был уговор с полковником. Он забывает об этом случае, а вы, в свою очередь, освобождаете его. Но договор этот больше не действует, и полковник выложил всю правду… Вам предъявят обвинение, и тогда у вас будет возможность ознакомиться с его показаниями. В ближайшее время вас этапируют в изолятор временного содержания, где вы будете содержаться до суда. И, думаю, некоторое время после… На сегодня у меня все! – громко захлопнув папку, сообщил следователь.

В комнату, где состоялся этот разговор, меня вели в сопровождении всего лишь одного автоматчика, но обратно меня взял в оборот конвой из трех человек. Да и не в гостиницу меня отправили, а в холодный подвал под столовой.

Голые неоштукатуренные стены, бетонный пол, под потолком маленькая отдушина, в которую и руку-то не просунешь, кушетка с матрасом, несколько солдатских одеял, отхожее ведро – и все это за железной дверью, которую не выбить ударом ноги.

Подвальная каморка не отапливалась, поэтому три одеяла не показались мне роскошью. Но кутаться в них я не стал: просто не замечал холода от волнения и переживаний. Как я предполагал, так и произошло. Полковник предал меня… Нет, предают друзья, а он просто отказался от своих слов. Что ж, теперь меня ждет суд и этап в места не столь отдаленные. Я, конечно, могу выжить в любых условиях, колючей проволокой меня не испугать. Но я переживал за своих бойцов. Они остались в Аномалье, и что будет с ними без меня? Наверняка полковник Брыль не отменит свой приказ, и они останутся на блокпосте, пока не погибнут все до одного. Не знаю, смог бы я их спасти, если бы Аномалье обрушилось на них всей своей массой, но если вдруг что, мне лучше умереть вместе с ними.

Холод потихоньку одолевал меня. Сначала я накрылся одним одеялом, затем другим, но вскоре я стал замерзать под всеми тремя. Пришлось внутренне расслабиться, мысленно представить себе, что камеру согревают раскаленные батареи. Я смог внушить себе тепло, но ненадолго. Слишком сыро было в подвале, и это делало холод липким, текучим – он забирался под одеяла, проникал под одежду, клеился к телу.

Студено в подвале, сыро, а когда лампочка вдруг погасла, стало еще и непроницаемо темно. Именно в таких помещениях предпочитают обитать злоформеры. Подумав об этом, я поймал себя на мысли, что хочу видеть Марицу. Пусть она объяснит мне, что происходит. Ведь она обещала мне повлиять на полковника…

Злоформеры читают мысли на расстоянии, и Марица должна была почувствовать, что я взываю к ней. Ведь она очень сильна, особенно после того, как побывала в самом сердце Аномалья, в метеоритной воронке… Но сколько я ни обращал к ней свой мысленный зов, не возникло даже ощущения обратной связи.

Зато я очень устал, напрягая свои жалкие телепатические зачатки. А вечером мне принесли ужин – кашу с рыбой с солдатского стола, хлеб с маслом и целый чайник с горячим ячменным кофе. Я поел, согрелся и вскоре заснул.

Утром я ждал вызова на допрос, но вместо этого последовал завтрак, затем обед. А ведь мне должны были предъявить обвинения, отправить в следственный изолятор. Но за мной не приходили, а когда подали ужин, я понял, что наступил вечер.

После ужина я снова попытался связаться с Марицей, но она по-прежнему не отзывалась. Я настойчиво напрягал свои телепатические рудименты, пока вдруг не понял, что схожу с ума. Нет, такой хоккей нам не нужен…