Обняться, чтобы уцелеть

— Пойми, но я ведь не мог иначе! Я же действовал не по своей воле! В руках Глеба мы — солдаты, которые обязаны выполнять данный им приказ. Даже хуже — роботы. Солдат, если он не согласен с приказом командира, хотя бы может дезертировать, переметнуться к неприятелю или застрелиться. А мы даже такой простой возможности лишены… И то я пытался сопротивляться, поэтому Серебряный нашел сначала Рощина, а потом тебя, и…

— Ладно, хватит оправдываться, — отмахнулся Леонид, — Рассказывай дальше.

— Ну, что было дальше, ты в основном знаешь. Могу добавить только одно — все, что происходило с тобой, происходило отнюдь не случайно, а было частью плана Серебряного. Именно ему надо было, чтобы ты перебрался в Москву и поселился не где-нибудь, а в доме на Бульварном кольце…

— Господи, ну а это еще зачем? Что-то связано с тем старинным зеркалом в спальне?

— Да, оно играет в этой истории значительную роль. Самый последний обмен отражениями должен произойти именно в нем.

— Ясно… Получается, что решения перебраться в столицу или купить квартиру я принимал не сам?

— Нет. Это все продиктовал тебе Глеб — через меня, разумеется… Страх перед предстоящей старостью тоже полностью внушил тебе он — у тебя самого и в мыслях не было ничего подобного. Я не говорю уже об идее обмена отражениями с тем, кого ты считал Кириллом Рощиным.

— Да-а… — задумчиво протянул Голубев, осмысляя услышанное. — Ловко вы меня облапошили…

— Иначе от тебя ничего нельзя было бы добиться, — отвечало зеркало. — Такой уж ты человек. Признайся — уж мягким тебя никак не назовешь.

— Значит, получается, все это время я жил под твоим воздействием, как под гипнозом?

— Да, видимо, можно сказать и так… Но все-таки это было не мое воздействие, а Серебряного. Я, повторяю, только исполнял его волю. И не только я один. Отражения тех людей, с которыми ты в это время общался, как правило, так или иначе служили Глебу. И, как и я, влияли на своих хозяев, заставляя их делать то, что было нужно ему.

— То-то я удивлялся, как гладко все идет, как хорошо у меня продвигается обработка Кирилла… Я думал, что расставляю сети — а сам попался в ловушку…

— Ну, ты все-таки не окончательно проиграл, согласись. И — не упущу возможности оправдаться — во многом благодаря мне! — заметило отражение.

— Не понял? Ты о чем? — Леонид удивленно посмотрел на собеседника в зеркале.

— Да о твоих деньгах. Ведь именно я надоумил тебя переписать на имя Рощина все счета и собственность! Согласись, Глеб не стал бы этого делать. А я попытался тебе хоть в чем-то помочь. Потому что — хоть тебе и странно будет это услышать после моего признания — я все-таки очень дорожу тобой. И желаю тебе добра.

— Да, за это спасибо, конечно, — отстраненно проговорил Голубев. Он торопливо приводил себя в порядок и явно думал уже о чем-то другом. — Пожалуй, пойду прогуляться — надо будет хорошенько кое о чем поразмыслить в спокойной обстановке.

— Только один вопрос напоследок, — попросило отражение. — Признайся, ты ведь не на самом деле собирался наложить на себя руки? Просто хотел привлечь мое внимание? Я изо всех сил пытался заглянуть в твои мысли, но ты словно выставил между нами отражающий экран…

— Отчасти ты прав, — усмехнулся Леонид. — Но лишь отчасти.

— Ну а если бы я тебе не поверил? Что бы было тогда? Неужели ты и впрямь перерезал бы себе вены?

— Очень возможно. Я сейчас в таком положении, что мне уже нечего терять.

— Но сейчас-то ты пока не будешь этого делать, правда? Обещай мне…

— Ну хорошо, хорошо. Успокойся. Даю слово до следующей нашей встречи не предпринимать никаких решительных действий.

Глава 13

В которой упоминаются царь Леонид и триста спартанцев

Он вышел из отеля и долго бродил по медленно погружающимся в сумерки московским улицам. В этот один из первых по-настоящему теплых весенних вечеров в центре еще было очень оживленно и многолюдно, но это, как ни странно, совсем не мешало Голубеву и не отвлекало от важных рассуждений.

«Значит, получается, что все последнее время я жил не своей головой, а полностью подчинялся чужой воле… Этот тип, как его, Серебряный, превратил меня в послушную марионетку. То-то я иногда просто сам себя не узнавал… Черт, как же я повелся, позволил собой управлять и не заметил подвоха? Впрочем, чему же тут удивляться? Он занимается такими вещами не один год — да что там, не один век! Заодно с ним было не только мое собственное отражение, но и отражения многих окружавших меня людей — и все дружно влияли на своих хозяев…