Сердце и разум – антагонисты в судьбе человеческой. Во всяком случае, в...
– Да нет, нормальная хата, – покачал головой тот, с ехидной насмешкой глядя на растерянного Пятака. – Просто у некоторых очередные заскоки.
– Ментовские, – продолжил за него Спартак. – Все правильно, у ментов и заскоки ментовские.
– Ты, чепушило! На кого бочку катишь? – все больше распалялся Пятак.
– На мента. А с ментами у меня разговор короткий.
В одной руке Спартак держал матрас, на другом плече у него висела сумка, но это не помешало ему спросить с Пятака за чепушилу. Прямой слева, точно в подбородок, без всякого лимита на силу.
Пятак устоял на ногах, даже попытался ответить Спартаку. Но в голове у него произошла полная разбалансировка, взгляд поплыл, и ноги в коленях подкосились. Он сделал шаг и, не в силах удержаться на ногах, завалился на бок, с разворотом вправо. Попытался встать, но рухнул на спину, стукнувшись затылком о край скамьи.
Понтовитый Крыж тоже шагнул к Спартаку, но напоролся на его железобетонный взгляд и замер в нерешительности. А тот жестко спросил:
– Под мента подписываешься?
– Пятак – не мент, – обескураженно мотнул головой Крыж. Но это было все, на что он оказался способен.
– А ты сам кто? – сквозь зубы процедил парень с глубоким багровым шрамом от стеклянного глаза до уха. На плече у него была выколота смерть под капюшоном и с косой, костлявыми руками она держалась за крест.
– Я – человек, – не зло, но с нажимом посмотрел на него Спартак.
– Может, ты с петухами корешишься?
Спартак примерно знал, что могло последовать за этим. Предъява серьезная, и, если не будет у него неопровержимых доказательств, можно нарваться на карантин: руками ничего не трогать, за общий стол не садиться, ни с кем не общаться, пока не придет малява с подтверждением. И глупо было бы со всем этим заморачиваться. Поэтому он пошел ва-банк. Да и надоело стоять у входа с громоздким багажом.
– Мы с тобой об этом обязательно поговорим. – Угрожающе глянув на молодого блатаря, он двинулся к шконке, которую должен был занимать Пятак.
Спартак мог назваться вором в законе, предъявить право на лучшее место в камере, но нет у него морального права на столь громкий для тюрьмы титул. К тому же по его душу должна была прийти малява с воли от людей, которые его короновали. Так и так, мы, такие-то, такие-то, сообщаем, что Спартак – в законе, и подтверждаем его полномочия. Или кто-то должен тебя знать и объявить об этом на всю тюрьму. А если про тебя и слыхом не слыхивали, лучше молчать. И ждать малявы с воли. Но Ростом сейчас в очень сложном положении, не до Спартака ему... Может, оно и хорошо. Уж лучше без короны доказать свое право на место под солнцем, чем с ней опозориться и опуститься ниже некуда.
Не назовется он, не скажет, что у него статус вора в законе. Но вести себя будет соответствующе. Чтобы никто не смог обвинить его в поведении, недостойном большого человека. Поэтому вещи Пятака Спартак бросил на стол, а свой матрас раскатал по его шконке.
– Эй, а ты не много на себя берешь? – зашипел Крыж.
– Много. Сколько смогу вынести, столько и беру, – сильно толкнул его Спартак, пробиваясь к своему месту.
Пятак уже вышел из нокаута, но страх перед Спартаком сдерживал его, мешал развернуться во всю ширь своей «бакланской» мощи. Заточка в руке бодрила, придавала решимости, но все-таки к Спартаку он шагнул, пересиливая себя.
– Ну, молись, падла!
– Это ты зря, – сочувствующе покачал головой Спартак.
Может, он и новичок в тюрьме, и не прочувствовал еще на своей шкуре всех законов неволи, но он по-любому в авторитете, потому что у него бригада и уважение со стороны серьезных людей. И что такое дикий уличный мир, он знал не понаслышке. Пятак бросил ему серьезный вызов, и он уже знал, что ему в этой ситуации делать. Ответ на такой вопрос стандартный. И очень жестокий. Не он же первый достал нож...
– Ты на кого руку, поднял, петушила? – размахивая заточкой, рычал Пятак.
Ему не хватало простора для атаки. С одной стороны стояли «мужики», явно настроенные против него. Крыж и еще двое из его блатной свиты стояли за спиной и прорваться к Спартаку могли только по шконкам или через стол. Пятак мог посторониться, пропуская их вперед, но блатные не поймут его, если он спрячется за их спинами. А самому на Спартака страшно идти, даже с заточкой. Вот если бы исподтишка его ударить, тогда другое дело, но, увы, расклад не тот. Да и Спартак спину подставлять ему не собирается.
– Жить хочешь? – чувствуя свою беспомощность, заорал Пятак.