Дважды коронован

– Это что, и все? – засмеялся в ответ Спартак.

Он вдруг стремительно шагнул к Пятаку, точным движением перехватил его руку с ножом, заломил ее за спину, отобрал заточку, после чего толкнул Пятака на стоящего за ним Крыжа.

Хорошо, если бы на этом можно было бы все и закончить. Пятака в аут, остальных в разгон, а самому бы лечь на шконку, завеситься ширмой и поспать часок-другой. Но нет, Пятак поднял на него нож, такое не прощается. Во всяком случае, по тем понятиям, по которым он жил последние годы. Он умел прощать своих врагов, но не позволял себе такую роскошь. Может, потому и жив до сих пор.

– Ты же знаешь закон тюрьмы, – ледяным взглядом посмотрел на Пятака Спартак. – Взял нож – бей. А ты не ударил. Теперь моя очередь.

Он проверил пальцем остроту лезвия – слабовато наточено. Но, может, это и спасет Пятака от смерти. Ведь неважно, выживет он или нет, – главное – наказать его.

Левой рукой Спартак обозначил удар сверху вниз, и этим заставил перепуганного Пятака задрать голову. Тут же в ход пошел нож, острие которого полоснуло его по горлу. Хлесткий удар наотмашь и, к несчастью для Пятака, точный. Фонтан крови, предсмертные хрипы...

Схватившись за горло, Пятак упал перед Спартаком на колени, в безумном ужасе глянул на него и завалился на бок. Жестоко. Но ведь не Спартак придумал эти правила. Не он первый взял в руку нож. Жестоко. Но если назвался волком, нельзя вести себя как олень...

Стараясь казаться невозмутимо спокойным, Спартак вытер заточку о простыню на постели Пятака и бросил ее на конвульсирующее тело. Пристально посмотрел на Крыжа. Если не считать самого Пятака, тому досталось больше всех. И лицо в крови, и майка.

– Это было харакири.

– Э-э... Да ты че! Чтобы я стучал! Да ни в жизнь!

Спартак взглянул на Тёму, но тот лишь кивнул, дескать, никто ничего не видел.

Вертухаи не заставили себя долго ждать. В камеру вломились крепкие ребята в камуфляже, за ними – рыжеусый майор в рубашке с короткими рукавами. Увидев поверженного Пятака, он осатанело посмотрел на Тёму:

– Это что такое?

– Долго чухался, начальник, – набыченно ответил Тёма. – Раньше надо было.

– Что «раньше»? Я знаю, вы тут на ножах были!

– На ножах. Только я его не трогал. Он сам. Мы с ним карту потянули; кому шестерка выпадет, тот сам себе харакири сделает... А он сказал, что у воров свое харакири: нож по горлу... Начальник, ты уже здесь давно служишь, скажи, правда это или как?

– В продол! Лицом к стене! Пошли! Пошли! – вместо ответа закричал майор.

И вертухаи пустили в ход свои дубинки. Всех арестантов грубо выставили за дверь, выстроили у стены. Руки в гору, ноги на ширине плеч, стоять и не дергаться. За каждое лишнее движение – дубинкой в бок. А стоять, руками подпирая стену, пришлось довольно долго. Сначала возились с Пятаком – пока появился врач, пока забирали тело. Потом был большой шмон. Вертухаи сбросили на пол все матрасы, выгребли из тумбочек и сумок все вещи, разбросали по полу, потоптались по ним ногами. Словом, полная разруха.

Спартак первым зашел в камеру, сел за стол, спиной к окну. Кто-то из арестантов стал поднимать с пола свой матрас, но Спартак жестко одернул его:

– Не тронь!

– Э-э... Почему? – настороженно посмотрел на него Тёма.

И все остальные замялись в нерешительности. Встали возле своих шконок, с опаской косясь на Спартака. Сейчас, после жестокой расправы над Пятаком, он им казался монстром.

– Я бы тебе сказал, что западло с пола что-то поднимать, – мрачно усмехнулся Спартак. – Но, во-первых, ты сам это знаешь. А во-вторых, менты нас за людей не считают. Для чего они этот бардак устроили? Чтобы нас еще больше опустить. А мы что, утремся и дальше пойдем? Ну, кто за ментов, пусть берет свою перину и ложится... под них пусть ложится...

Но никто даже не пошевелился. И Крыж стоял как в воду опущенный, и остальные блатари. Они еще не понимали, кто такой Спартак, но уже признавали его власть. Да и Тёма не пытался перегнать его.

– Не знаю, кто как, – продолжал Спартак, – но я здесь надолго и поэтому под ментов подстраиваться не собираюсь. Или я живу здесь как человек, или не живу вообще. Одно из двух...

– Не, ну менты, в натуре, беспредел творят, – подпел ему Крыж. И вдруг заорал на дверь: – Мусора – суки!

– Суки мусора, – согласился с ним парень со шрамом. Но голос его прозвучал гораздо более тихо и блекло. И на Спартака он, пряча глаза, старался не смотреть.

Остальные арестанты просто молчали, опустив головы. Но и вещи с пола поднимать никто не торопился.