Томится душенька на зоне

— А-а! Спасите!!! Помогите!!!

Кто-то щелкнул выключателем, через щели в гроб влился свет… Какие здесь могут быть щели? Земля вокруг!..

— Гена! Гена!

И кто-то трясет его за ногу.

— Твою мать!

Только сейчас до него дошло, что это был всего лишь сон. Через похмельную муть в голове дошло. Жив он, и не в гробу находится, а под столом в своем рабочем кабинете… И за ногу его трясет субретка Лика.

Да, да, вчера ночью он пришел домой вдрызг пьяный, схватил вышедшую к нему Лику, потащил ее в свой кабинет, усадил на стол… И, похоже, на этом все и закончилось. То ли она дала ему по голове, то ли он сам отключился. А сейчас проснулся в нише под этим самым столом. Не совсем ясно, как он сюда забрался, но даже на похмельную голову нетрудно догадаться, что эта дубовая теснота и вызвала ночной кошмар.

Гена с трудом выбрался из-под стола, попытался встать на ноги, но не удержался. Если бы не Лика, лежать бы ему на полу. Но она поймала его, усадила в кресло. Пришлось потрудиться, чтобы поймать в фокус ее расплывающееся изображение.

Субреткой в прежние времена называли находчивых служанок, которые помогали своим господам в их любовных играх. Лика была молода и очень хороша собой, но Гена уже давно перестал ею интересоваться. Понял, что предки подсунули ему эту красотку в нагрузку к дуплекс-коттеджу в десяти километрах от Москвы. В надежде, что сыну понравится жить в двухэтажной квартире вместе с Ликой; как будто он мог увлечься этой девушкой и перестать шляться по ночным клубам. Двухэтажная квартира площадью двести квадратных метров, роскошная обстановка и чудная домработница… А вдруг сын вкусит прелестей домашней жизни? Ведь добрая, заботливая и к тому же прелестная служанка может стать прообразом жены и семейного быта. Не вышло. В любовную игру Гена с Ликой сыграл, но по кабакам с друзьями ходить не перестал. Веселая жизнь била ключом. Но и Лику гнать от себя он не стал. Девушка она, может, и не самая горячая, но подать себя может. Да и отказывает редко… А если вдруг откажет, можно и по морде съездить. Пара лишних сотен в счет моральной компенсации легко снимет недовольство по этому поводу…

— Я где? — еле ворочая языком, на всякий случай спросил он.

Мало ли что, вдруг он и в самом деле умер. Вместе с Ликой. И теперь на пару с ней находится в приемной у святого Петра.

— Дома.

— Почему под столом?

— Гена, ты сам упал.

Голос у нее певучий, ангельский… А если он в самом деле с ангелом разговаривает?

Гена испуганно встрепенулся, осоловело глянул на девушку.

— Рыкни! — потребовал он.

— Чего?

— А-а, — обессиленно махнул он рукой.

— Тебе плохо?

— Мне плохо? Да нет, мне хрено-ово!

Нутро колыхнулось изнутри, к горлу подступила тошнотная гуща. Сдержаться Гена не смог и превратился в блевотный гейзер…

Проснулся он в своей постели. Простыня свежая, только что из прачечной, сам он в чистом белье и совсем не вонючий. За окнами светло, на часах половина первого пополудни. Голова тяжелая, во рту пустыня Гоби в летнюю жару…

— Лика!

Субретка откликнулась на первый же зов. Реверанс делать не стала, но губы в резиновой улыбке изогнула. Гарная хохлятская дивчина — черны волосы, дивны очи, две брови как одно разломанное коромысло. И фигурка — не придерешься. Ей бы стриптиз танцевать, цены б не было. Впрочем, на своем нынешнем поприще она зарабатывала не меньше стриптизерши в ночном клубе. Поэтому и не претило ей беспутно короткое платье горничной из секс-шопа. Именно в нем она сейчас и была. Смачная, свежая… Но голова так болит, что не до секса.

— Я к тебе вчера приставал? — поморщившись, спросил он.

— Да.

— И ты меня ударила по голове?

— Нет.

— Тогда почему я под столом оказался?

— Ты сам упал.

— Почему не подобрала?

— Обиделась. Ты мне нахамил…

— И сейчас обижаешься?

— Нет, — так же просто ответила она.

— Тогда пива принеси, да побыстрей…

Холодное пиво — животворящий оазис в знойной пустыне. Гена блаженно зажмурился, представляя, как припадет к источнику. Но как только банка с пивом оказалась у него в руке, им овладел безотчетный страх. Он вдруг вспомнил, как ночью бился в гробу, пытаясь вырваться в жизнь, и на него навалился панический ужас. Ноги онемели, спина похолодела; рука самопроизвольно разжалась, и банка с пивом бухнулась на пол.

— Что с тобой? — потрясенно спросила Лика.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем он ей ответил.