Баязет

– С нукерами, видать, едут, – привычно определил Егорыч. – Охрана большая, чую…

Вскоре из-за поворота вынырнули всадники в нарядных черкесках, кони на разбеге сгрудились возле рогатки. Это был туземный конвой кавказского наместника, которым он так гордился: сыновья и внуки мюридов, они стерегли теперь особу его высочества.

Юный лезгин-нукер, совсем еще мальчишка, лет пятнадцати, в нетерпении зыкнул над головой Карабанова (скромный-то офицерик, – чего с ним считаться) нагайкой.

– Зачем стоишь? – крикнул запальчиво. – Зачем бревном не пускаешь? Большой князь едет…

Карабанов за ногу вырвал узденя из седла, сунул ему в нос рукоятью револьвера: раз и еще раз для острастки.

– У, сопляк! – сказал. – Убери полосуху, а то сейчас под обрыв пущу вместе с кобылой твоей.

Уздень ощерил зубы: крупные и чистые, каждый зуб – в ноготь. Но старший джигит, чахоточный убых с бородой ярко-малинового цвета, что-то крикнул ему на высокой ноте, и юнец покорно, вытирая кровь, отвел свою кобылу от Карабанова.

– Так-то спокойнее, – сказал Андрей в возбуждении.

На дороге уже показались верховые казаки с факелами в руках, конвоируя поезд наместника. Громадная карета с позлащенными гербами на дверцах, мягко пружиня на рессорах, подкатила к шлагбауму кордона. Егорыч торопливо откинул лесенку, рванул на себя дверцу, и Михаил Николаевич, заспанно жмурясь, выглянул наружу.

– Это где мы? – спросил великий князь, оглядывая горы.

Карабанов, выбросив из ножен лезвие шашки, пошатываясь, уже печатал шаг за шагом, готовясь к рапорту.

– Без церемоний! – прикрикнул на него наместник. – Скажите просто: у вас все тихо и спокойно?

Андрей остановился, посверкивая клинком.

– Так точно, – отозвался он.

– Если не ошибаюсь, – сказал наместник, приглядываясь, – то передо мною лицо знакомое… Опусти шашку, Карабанов, я узнал тебя!

– Так точно, ваше высочество.

– Надеюсь, крест заработан не в манеже? – показал наместник на «Георгия» поверх шинели поручика.

– Здесь, ваше высочество, под Араратом.

– За что?

Карабанов вздернул плечами:

– Затрудняюсь ответить. Очевидно, за сиденье в Баязете!

– Молодец! – похвалил его наместник и, притянув к себе за рукав, поцеловал в лоб. – Теперь ты из питерских «фазанов» стал настоящим шайтаном…

Он совсем вылез из кареты, дюжий и высокий дядька, которому бы впору служить правофланговым. Взяв из рук Карабанова клинок, наместник потрогал лезвие на пальце и аккуратно вложил его в ножны поручика.

– Вот так, – сказал Михаил Николаевич. – Ты мне, братец, хорошо, что встретился. Р-р-рад! Я кое-что слышал, – добавил он осторожно, заглядывая в самые глаза поручику, – но точно не знаю… Сплетен не люблю! Однако что у тебя там случилось в Петербурге? А?..

Карабанов прикинулся скромником – ворошить старое ему не хотелось:

– Не осмеливаюсь утруждать ваше внимание. История эта имеет длинные корни и вряд ли доставит вам удовольствие своими подробностями…

– Ты дурак, – сказал наместник с солдатской лапидарностью. – Врезал бы от барьера пулю в ляжку этому «фазану», дело с концом… Подумаешь!

Михаил Николаевич поверх головы Карабанова посмотрел на робевшего Егорыча:

– Твой урядник?.. Ну и рожа: будто у Пугачева. Оставь его на кордоне вместо себя. Поедешь со мною. Дорогой расскажешь… Прыгай!

Андрей порывисто и горячо обнял Егорыча, заскочил в карету и сразу же утонул в груде пушистых мутаки. Наместник, сидя напротив, раскрыл дешевенький портсигарчик, набитый ароматными турецкими пахитосами.

– Контрабандные, но весьма хорошие, – предложил он офицеру. – Бери… Линия же – это не для тебя! Такие офицеры, как ты, Карабанов, нужны мне… Буду откровенен: нужны хотя бы для того, чтобы я с помощью вас выпихнул обратно в Питер всех надушенных фазанов! Пусть там отплясывают…

Егорыч грустно махнул в окошко. Лошади тронулись. И дорога, по которой Андрей приехал в эти края, стала разворачиваться перед ним обратно, кривая и путаная, как сама жизнь поручика второй сотни Уманского казачьего полка, бывшего флигель-адъютанта Андрея Карабанова.

2

Некрасов задержался в Тифлисе, отлежав после баязетского «сидения» три недели в лазарете для поправки, потом перешел на спокойную службу по квартирмейстерской части, начальник которой, старый добряк генерал-майор Ползаков, искренне радовался тому обстоятельству, что Юрий Тимофеевич – природный русак, а – спаси бог! – не немец.