Рената Флори

– Я возьму его с собой, – сказала Рената. – Для него это тоже важно.

Глава 8

Несмотря на то что пол покачивался под ногами, Венька совсем не собирался спать. Он с любопытством вертел головой и улыбался – наверное, ему нравилось то, что он видел вокруг.

Город, если смотреть на него с воды канала, в самом деле выглядел необычно. И все-таки он не был похож на Петербург так, как того хотел, наверное, Петр Великий. Разве что ощущением какой-то камерности, интимности воды, которое Рената всегда чувствовала и у себя в Петербурге.

У себя… Бесшабашный размах московских улиц снова представился ей во всей своей красе, и она улыбнулась. Никогда она не думала, что ей придется по сердцу их свободная нерасчетливость! Это произошло само собою.

– Ма! – сказал Венька.

– Да, солнышко, – машинально ответила Рената. И тут же ахнула: – Ты «мама» сказал, да, Венечка? Ну-ка скажи еще раз!

Но он только улыбнулся. Конечно, этот ласковый слог сказался у него случайно, все-таки ему было всего полгода.

«А может, и не случайно, – подумала Рената. – Он ужасно умный!»

Она сидела с ребенком на палубе баржи и смотрела, как медленно, по-осеннему, угасает над водою городской день.

Дом, в котором жил Винсент, оказался баржей, стоящей в одном из бесчисленных амстердамских каналов.

– Эта баржа досталась ему по наследству, и Винсент не стал ее продавать, хотя это очень дорогое удовольствие, жить на воде, – объяснил Тео, провожая сюда Ренату. – Он был тогда совсем мальчишка, учился в театральной школе. Ты видишь, как он с друзьями ее разукрасил.

Баржа в самом деле была расписана яркими красками и напоминала авангардную театральную декорацию. И в ней действительно было что-то юношески вызывающее.

Но вокруг нее очень попросту плавали утки, у ее бортов плескались рыбы, а сейчас, вечером, когда Рената с Венькой вышли на палубу, то к барже подплыли даже два белых лебедя.

Венька очень им обрадовался. Он стал подпрыгивать на скамеечке, которая стояла под навесом, и улыбаться большим птицам. При этом он то и дело оглядывался на маму и что-то восхищенно ей на своем языке рассказывал, кивая на лебедей.

Нарадовавшись и наговорившись, он положил голову Ренате на плечо и уснул. Жаль было уходить с палубы. Рената посидела еще немного, держа ребенка на руках. Но вечера в октябре были уже прохладные, и она отнесла Веньку в комнату.

«Хорошо ему здесь будет спать», – подумала она, укладывая ребенка на кровать, которая вместе со всей баржей покачивалась на едва ощутимых волнах.

Рената пристегнула к кровати специальную сетку, которую загодя купила Мария. Сетка не позволяла ребенку упасть на пол.

Во всем, что делала Мария, была такая ненавязчивая и вместе с тем такая предупреждающая любовь, которая дается не многим. Веньке повезло, что у него есть такая бабушка.

Рената вернулась на палубу. Стемнело. Вода тоже стала темной, и редкие желтые листья, плывущие по ней, не были теперь видны. Только запах, сырой и свежий, напоминал об осени.

Когда Рената ехала в Амстердам, то ловила себя на предательской мысли: как она выдержит воспоминания о Винсенте, когда они подступят так близко? Но оказалось, что ее опасения напрасны. Воспоминания о нем были – как его глаза.

Воспоминания смотрели на Ренату с той же серьезной нежностью, с которой Винсент смотрел на нее, когда был жив. Мучительность – это было что-то такое, что не связывалось с ним никак.

Он разбудил в ней любовь после двадцати лет сердечной пустоты, да нет, не после каких-то лет – он разбудил в ней любовь впервые, потому что впервые она увидела, что это такое, когда мужчина любит без фальши, без житейского расчета, без оглядки.

Это было счастье. Рената не ожидала, что оно сойдет в ее жизнь, но это произошло, и смысл, которым ее жизнь от этого наполнилась, не позволял теперь ей самой ни фальшивить, ни рассчитывать что-либо в сфере чувств, ни оглядываться на житейскую целесообразность.

Она сидела на палубе баржи, смотрела на темную воду, в которой дрожали огоньки от уличных фонарей, и мысли о Винсенте были так же чисты, как его живой светящийся взгляд, как дыхание его сына, спящего в каюте его дома.

Другие мысли она прогоняла из своей головы, другие!.. Наверное, их не должно было у нее быть. Наверное… Но они приходили помимо ее воли, и в то мгновение, когда они приходили, Рената чувствовала такое счастье, с которым не имела сил, да и не хотела бороться.