Уравнение со всеми известными

— Из похоронного, — буркнул Дима.

— Вот сюда, в комнату, — провела она Диму по коридору.

Анна сидела на диване в окружении детей — худенькой девочки с длинными ногами и острыми коленками и мальчишки возраста его сына. Они рассматривали толстую книгу, которая лежала у Анны на коленях. В комнате была еще одна женщина, похожая на Анну. Очевидно, сестра. Старшая или младшая — не разобрать. Она вязала на спицах.

— Дима? — Анна подняла голову. — Ты? Зачем? Извини, — поправилась она, — проходи.

— Мне нужно, с тобой поговорить. — Дима шагнул в комнату. — Наедине.

— Даша, Кирюша, пойдемте со мной. — Татьяна вывела детей и плотно закрыла дверь.

Сусликов повел себя странно: упал в кресло, обхватил голову руками.

— Анна! Анна! Что ты наделала! — простонал он.

Анна нахмурилась, пыталась вспомнить, что она могла наделать.

— Я виноват, — Дима отнял руки от лица, сцепил их в замок, — подтолкнул тебя. Я помню этот разговор, что ты выйдешь за меня, если его не будет.

Анна поразилась: как он может сейчас говорить об этом! Она смотрела на Сусликова и не узнавала его. Изменились только декорации — обстановка квартиры в Загорье на ее комнату, — а перед ней другой человек.

— Аня! — Сусликов раскачивался в кресле, словно в трансе. — Аня! Это преступление! Уголовное преступление! Как ты могла? Я любил тебя, но нельзя убивать людей! Людей нельзя убивать!

О чем он говорит? Как не вовремя и не к месту Суслик впал в истерику. Какое отношение имеет она к преступлениям, которые он расследует? Он всегда ставил свою работу выше других человеческих занятий, и Анна молча соглашалась с ним. Но не в данную минуту обсуждать с ним производственные проблемы. Ни грамма сочувствия, только бурное переживание каких-то своих неприятностей.

— Дима, — заговорила Анна, — мне очень тяжело. Я понимаю, что у тебя тоже есть трудности, но сейчас я не в силах…

— У меня трудности? — Он перестал раскачиваться и откинулся на спинку. — Ты это называешь трудностями? Ты все рассчитала — я покрою тебя, замажу, дело закроют. Только почему ты не обговорила со мной все заранее? Ты знала, что я на это не пошел бы! А теперь ты меня… потому что я без тебя… — Он заскрипел зубами.

— Дима, я устала, — Анна терла виски, пытаясь унять вдруг вспыхнувшую головную боль, — я не понимаю, о чем ты говоришь, чего ты от меня хочешь. Зачем ты пришел?

— Не прикидывайся! Не играй со мной! — Он повысил голос. — Неужели ты думаешь, что справишься без меня? Нет, ты не глупая, далеко не глупая. Ты меня околдовала, опутала, я собачкой за тобой поползу! — выкрикнул он. — Поползу ведь, идиот!

— Это какой-то кошмар. — Анна закрыла глаза рукой. — Дима, уходи, немедленно уходи!

— Я тебя еще раз прошу — не играй со мной. Завтра возбудят уголовное дело. Сегодня мы с тобой, как последние сволочи, должны все обговорить, чтобы тебя не посадили.

Господи, что он ее мучит? Уйдет он, наконец? Какое у него нехорошее лицо.

— Какое еще дело? — измученно выговорила Анна.

— Уголовное, по факту умышленного отравления твоего мужа.

— Что ты несешь? — встряхнулась Анна. — Он умер от инфаркта.

— Ошибаешься, голубушка, тут ты просчиталась. Он весь напичкан сурьмой, по самое некуда. Вот заключение. — Дима достал из кармана сложенный листок.

Строчки расплывались перед глазами, Анна бубнила казенные холодные фразы и не понимала их смысла. Она перечитала несколько раз.

— Его отравили? Дима?

От ужаса ее глаза стали угольно-черными. На лице остались одни глаза. Какова актриса!

— Перестань, — поморщился Дима, — не надо со мной.

Соединение сурьмы, окись сурьмы — говорилось в заключении. Страшная догадка наползла как тоненькая струйка дыма от занявшегося пожара. Этого не может быть! Слишком чудовищно, чтобы быть правдой. Ирина говорила, что ее мать отличается патологической страстью делать запасы. Она сурьмой красила брови и где-то раздобыла ее в таких количествах, что десятку женщин хватило бы сурьмить седые брови лет сто.

— Таня! — Анне казалось, что она кричит, но она тихо шептала. — Таня!

На негнущихся, потяжелевших ногах подошла к двери, открыла ее, позвала сестру.

— Приведи Иру! — крикнула она.

— Что? — не расслышала Таня. — Говори громче.

Анна повторила просьбу. Она повернулась к Диме, смотрела на него с надеждой и болью — помоги, помоги мне. Протянула руки. Кто-то должен был ее сейчас поддержать, спасти от надвигающегося кошмара. Все равно кто — Дима, черт лысый, любой человек, — только бы почувствовать поддержку. Дима отвернулся.