97  

Она с удивлением обнаружила, что производственные дела можно спрессовать так, что покинешь работу в семь вечера, и катастрофы не случится. Дима тоже по вечерам увиливал от поиска преступников, встречал ее, и они отправлялись в Загорье. Дома привыкли к тому, что Анна приходит поздно, и, похоже, не замечали, что она частенько стала возвращаться под утро. Первым, кто подал голос, указав на ее изменившийся образ жизни, стал шофер Саша. Анна ценила его за водительское мастерство, за безотказность, а главное — за молчаливость. Утром сорок минут — время поездки от дома до центра — она обдумывала предстоящий день, вечером — день завтрашний, и Саша без крайней необходимости не нарушал ее размышлений. Последний месяц он рано освобождался и, казалось, должен был этому только радоваться. Но как-то утром Саша вдруг предложил:

— Анна Сергеевна, давайте я буду забирать вас из Загорья?

— Из какого Загорья? — поразилась Анна. — Ты что, следишь за мной?

Саша словно не слышал.

— Что ты молчишь? Отвечай! — требовала Анна.

— Я вас могу забирать, когда скажете.

— Ответь мне русским языком — ты преследовал меня?

— Ну, — кивнул Саша.

— Зачем?

— Ну. — Он пожал плечами — мол, считал нужным и сопровождал.

— Просто не знаю! — Анна возмущенно всплеснула руками. — Кто тебя просил? Что ты себе позволяешь? Я тебя в охранники не нанимала!

Саша молча, с каменным лицом вел машину.

— Я с тобой разговариваю! Отвечай!

— Могу забирать вас, когда скажете. Все равно торчу там, — процедил Саша.

Одинаковой силы возмущение и признательность за заботу боролись в Анне. Ее тайные свидания, поцелуи в машине, оказывается, были достоянием посторонних людей. Человек много вечеров мерзнет в машине, является домой под утро, семья без хозяина — и все только ради ее безопасности, Сусликов тоже хорош, милиционер, называется! Слежки не заметил!

Вечером того же дня она ехидно поведала Диме о непрошеном соглядатае — как же ты “хвоста” не видишь? Сусликов мгновенно преобразился — из расслабленного-балагурящего парня превратился в робота за рулем автомобиля. Он резко свернул, проскочил на красный свет светофора, проехал через подворотню, снова свернул.

— Есть. Вижу его. — Некоторое время Дима вел, постоянно поглядывая в зеркало, потом припарковался и велел Анне; — Сиди! Не выходи! Сам разберусь.

Сашина “ауди” остановилась в пятидесяти метрах. Сусликов вылез из машины, прошел несколько шагов и поманил рукой Сашу — выходи. Анна, свернув шею, наблюдала. Оба в почти одинаковых черных кожаных куртках. Стоят. О чем-то говорят. О чем они могут говорить?

— Полнейшее бревно, — сказал Дима, усаживаясь обратно. Они немного отъехали. — Упрям как осел. Но кажется, нормальный парень, надежный. Пусть катается, пока не устанет.

Саша не уставал, он по-прежнему сопровождал “Жигули” Сусликова, теперь не слишком скрываясь. И одолел-таки Диму, который вначале ни за что не соглашался отпустить после свиданий Анну на такси или в своей машине. На поездку к ее дому и обратно он тратил почти два часа, а мог бы спокойно их проспать — довод для Анны решающий, но выдвигала она другой. Саша тоже живет в Крылатском, упрямство его победить не удастся — так зачем создавать лишние трудности? Она и сама может подремать в “ауди”, пока добирается домой. А вскоре и на свидания она стала ездить в своей машине — обидно пропускать их, если автомобиль Сусликова неисправен, или Дима задерживается на работе, или у нее срочные дела, а он мерзнет на улице. Кто приехал в Загорье раньше, делает уборку и готовит легкий ужин — так экономится время для более приятных занятий.

Глава 16

— У Татьяны серьезные проблемы со здоровьем? — спросила Вера.

Она только что пришла от Анниной сестры, которую навещала. Татьяна выглядела похудевшей, но вовсе не изможденной. Напротив, она похорошела за последние годы: тоненькие морщинки вокруг глаз придавали ей благородную утонченность, которая появляется у женщин перенесших много страданий, но несломленных. Такой спокойно отстраненный вид бывает у некоторых людей в похоронной процессии. Они выделяются на фоне распухших от слез и раздавленных горем остальных провожающих. Похоронила ли Татьяна свое донецкое подвижничество — было не ясно. Они с Верой говорили главным образом о здоровье Тани, у которой нашли множество недугов.

— Да, есть некоторые проблемы, — кивнула Анна.

  97  
×
×