57  

– Еще раз облапаешь, бородавки поотрываю! – без злости в голосе, но весьма убедительно пообещал Тибар, потирая костяшки правого кулака, буквально миг назад прошедшиеся по прикрытой слоем жира хребтине любителя молоденьких девиц.

– А че… ниче?! – сквозь слезы заверещал Арторис. – Во, верзиле своему спасибочки скажи, он девку с лестницы толканул. – Да если бы не я, она б ваще упала, лоб о камень разбила б! – ловко перешел от оправдания к обвинению толстячок. – А девка тоже хороша, недотрога! Нет бы за кавалерство мое и гулантность отблагодарить, а она, дура, пощечины раздавать! Ты ее тоже того… вразуми!

– Заткнись! – прервал жалобы коротышки Тибар и, потеряв интерес к перевоспитанию охочего до забав представителя нежити, вернулся к важным делам.

На всякий случай отойдя от проявившего к ней живой интерес «ухажера» подальше, Танва поправила платье и огляделась. Кроме нее и все еще плачущего и со злобой косившегося в ее сторону Арториса, все остальные охотники непонятно за чем были заняты делом. Довольно просторный подвал был завален давно отслужившей свой век мебелью и прочим гниющим барахлом, место которого было не в запасниках, а на помойке. Именно этот хлам и был причиной тех странных звуков, которые Танва спутала с «симфонией» обыска или погрома. Круша старые шкафы и разворачивая мечами кровати, Тибар вместе со слугами прорубали проход к задней стене. Работа шла довольно успешно, пока путь к цели не преградил огромный двустворчатый шкаф, сделанный из особо прочного и тяжелого сорта дерева. Отодвинуть его целиком не представлялось возможным, по крайней мере втроем, поэтому охотники и избрали другой способ действия. Судя по многочисленным царапинам на поверхности облупившихся от времени створок, расположенным преимущественно возле стальных крепежей, люди Ортана не раз пытались просунуть в узкие щели между створками и основной частью конструкции мечи и, навалившись на лезвие всем телом, вырвать крепеж из неподатливой древесины.

Все потуги разобрать или варварски раскурочить шкаф были тщетны. Мужчины лишь изрядно вспотели и потеряли много сил. Уже третья или четвертая по счету попытка не удалась, когда за дело взялся Вернард. Оценивающе глядя на внушительные габариты противника, которого ему предстояло сокрушить, палач медленно подошел к шкафу. Танва ожидала, что сейчас исполин раскинет ручищи и, ухватившись ими за боковые стенки, с натужным криком и треском ломающейся древесины, поднимет шкаф и отбросит его в сторону, на кучу поломанной, порубанной мебели. Не исключала девушка и вариант, что палач расправится с преградой несколькими сильными ударами могучего кулака, разобьет в щепу неимоверно твердую древесину. Белошвейка, впрочем, как и все остальные присутствующие, ожидала красочного зрелища, но громила Вернард их разочаровал. Пройдясь несколько раз из стороны в сторону по гладкой поверхности створок широкой ладонью, палач резко нажал другой рукою на замок. Послышался жуткий хруст, и шкаф вдруг сам собой развалился.

– Головой думать надо, она для этого предназначена! – назидательно изрек громила, отходя в сторону и уступая место товарищам.


Дальнейшая разборка завала оказалась делом настолько простым, что Его Сиятельство даже не счел необходимым принять в ней участие. Работа пошла довольно быстро, несмотря на то, что остатки мебели крушили лишь двое мужчин. Минут через пять, а может и меньше, путь до заветной стены был очищен. В ней обнаружилась дверь, очень старенькая и хлипкая, не сумевшая противостоять первому же удару кованой подошвы сапога. К великому удивлению Танвы, за дверью находилась не комната, а узкий, темный коридор с земляными стенами и потолком, ведущий куда-то вглубь, к недрам земли.

Глава 8

Жертвы забвения

Белошвейки вышивают кружева и имеют дело с тонкими иглами да дорогими тканями. Они не берут в руки кирку, не облачаются в грязную робу вместо передника и не спускаются в шахты, где царят вечная темень и сырость, где с потолка непрерывно капает, да то и дело раздаются пугающие поскрипывания свай, подпирающих тонны земли или горной породы. У каждого в жизни своя стезя, каждый занимается своим делом и старается создать вокруг себя маленький мирок, соответствующий личному представлению о счастье. Если же коварное стечение обстоятельств вырывает человека из привычной для него среды и помещает в иную, не обязательно худшую, но просто другую, то вполне естественно, что у несчастного наступает шок: на какое-то время он лишается способности думать, а первая мысль, посетившая его голову, звучит примерно так: «Я умер, я попал в ад!»

  57  
×
×