Круговорот парней в природе

– Я лично пересчитал их перед тем, как запер дверь.

– Вот как? – я немного успокоилась.

– Шли бы вы спать, Танечка, – посоветовал Борис Абрамович, деликатно спрятав в ладони протяжный зевок. – Рузочка отнесла вам в чуланчик чистое белье и приготовила удобную постель. А вот это я для вас приготовил.

Хозяин «Либер Муттер» полез в карман пижамы, выудил оттуда листок и вручил мне.

– Что это? – устало спросила я.

– Это дополнительный счет, Танечка, – Шульц развел руками, показывая, что и рад бы решить вопрос по-другому, но это выше его сил. – Сожалею, но придется возместить ущерб, который я понес по вашей вине.

Я вспомнила дверь, которую в погоне за мной выбил не в меру темпераментный атлант, и покорно кивнула.

– Боря, ты где? – донеслось из коридора.

По полу зашаркали тапки.

– Иду, Рузочка, уже иду! – верный супруг подхватился и унесся навстречу своей половине.

Я не глядя спрятала дополнительный счет в карман и пошла к дивану, намереваясь присесть и стянуть тугие сапожки с изрядно расшатавшимися каблуками.

Диван полномасштабно занял спящий переводчик. Гаврила был значительно длиннее, чем спальное место, поэтому он устроился на ночлег в сложной позе, наводящей на мысль о фигурных хлебобулочных изделиях.

– Ну ты, крендель! Подвинься! – так и сказала моя Тяпа.

Я опустилась на краешек дивана и задом потеснила Гаврилу. Против ожидания, это его разбудило.

– Кто здесь? – испуганно спросил переводчик, послушно поджав ноги для моего пущего удобства.

– Твоя совесть! – злорадно ответили мы с Тяпой. – Что, открыл глаза свои бесстыжие? И как ты себя чувствуешь после двух суток беспробудной пьянки?

– Пить хочу, – пожаловался Гаврила.

– А вот это фигушки! – заявила я. – С этого момента поступление жидкостей в твой организм будет находиться под моим строжайшим контролем. Про спиртное забудь, а водички я тебе, так и быть, принесу, если ты ответишь на мои вопросы.

– Не был, не имел, не привлекался! – не дожидаясь вопросов, с готовностью сообщил Гаврила.

Я покачала головой:

– Твои анкетные данные меня не интересуют.

– А что тебя интересует?

– Японцы. Что ты про них знаешь? Рассказывай все.

– Все? – усомнился он.

– Все.

– Тогда это надолго, – Гаврила заворочался, сел, двумя руками энергично потер помятую, складчатую, как морда пожилого шарпея, физиономию, и нараспев затянул:

– В шестьсот шестидесятом году до нашей эры в Древней Японии…

– Стоп! – Я поняла, что недооценила монументальные познания дипломированного япониста. – Про шестьсот шестидесятый год поговорим в другой раз, а пока ограничимся текущей неделей. Начни с того момента, когда тебя прикомандировали к нашей японской делегации.

– Это был худший день в моей жизни! – с чувством сказал Гаврила.

– Еще не вечер, – зловеще пообещала я.

Мой собеседник не затруднился аргументировать свое мнение, и после эмоционального рассказа о малоприятных процедурах вытрезвительного характера, в принудительном порядке принятых Гаврилой по распоряжению нашего начальства, я приняла его точку зрения. Да, если бы моя собственная работа с этими японцами началась с контрастного душа, витаминных уколов, капельницы и мониторной очистки кишечника, Страна восходящего солнца не досчиталась бы дюжины своих сыновей! Уж я бы отплатила им за свои муки по полной программе, да еще с дополнительными счетами!

Тверскому-Хацумото пришлось тяжко. Его грубо вырвали из объятий зеленого змея и приставили к иностранным гостям в качестве переводчика, гида, няньки и прислуги-за-все. Большую часть своих обязанностей похмельный Гаврила выполнил на автопилоте, но надолго затянувшийся вечер с внеплановым ликбезом по русской живописи вымотал из него все жилы.

– Вы-то с Танечкой пораньше ушли да еще чемодан свой с книженцией на меня повесили! – обиженно припомнил он.

А я, если честно, про чудесный альбом «Живопись передвижников», в срочном порядке затребованный в библиотеке имени Пушкина, совсем позабыла.

– Надеюсь, ты его не потерял? – запоздало встревожилась я, вспомнив, что библиотеки имеют неприятное обыкновение требовать за утерянные книги уплаты штрафа в тройном размере.

В режиме тройного штрафа великолепно изданный иллюстрированный альбом в подарочной коробке из резного дерева должен был стоить целое состояние. Перспектива сопоставить его со своей очередной зарплатой (наверняка не в пользу последней) меня не обрадовала.