Перебегая по открытому пространству от золотоносного автобуса к гостинице, я чувствовала себя очень неуютно и поэтому куталась в одеяло, как робкая Гюльчатай. Однако импровизированная паранджа не помешала мне увидеть черный джип, припаркованный у парадного крыльца гостиницы. Обходя квадратную морду автомобиля, я пощупала капот – он был холодным. Вероятно, Никита вернулся в «Либер Муттер» вскоре после моего ухода: я оставила дверь открытой, а теперь она была заперта.
– Вот козел-собака! – беспомощно выругалась я.
Колотить в дверь и как-либо иначе шуметь, афишируя факт своего появления, мне нисколько не хотелось. Где гарантия, что на мои стуки и крики не выйдет кто-нибудь такой, с кем мне лучше бы не встречаться?
– Например, Чукча или Никита, – уточнила дотошная Нюня.
Она не горела желанием продолжать перспективное в смысле личной жизни общение с атлантом, так как не одобряла его тактику обольщения доверчивых дурочек (это нас). Я лично была в претензии к Никите по другому поводу: зачем он закрыл дверь на замок? Можно же было не запирать ее совсем, а только притворить… Ох!
Я вдруг вспомнила, что не закрыла, а только притворила пассажирскую дверь «Икаруса».
– Ты с ума сошла? – накинулась на меня Тяпа. – Автобус открыт, как проходной двор, а там золота черт знает на сколько миллионов! Сопрут ведь чемодан, как пить дать, сопрут!
– Да кто сопрет-то? – жалко возразила я.
Идти обратно ужасно не хотелось. Нюня тут же завела речь о том, что возвращаться – дурная примета.
– Дурная примета – это ерунда, а вот дурная голова – это уже серьезно! – нагрубила нам Тяпа. – Что за вопрос – «Кто сопрет четыре кило золота?». А кто не сопрет?
– Танечка наша не сопрет, – с трогательной уверенностью заявила Нюня.
– Значит, точно дура!
Моя наглость опять сошлась в рукопашной с моей же совестью. Не дожидаясь, пока они закончат очередное обсуждение моих моральных качеств и умственных способностей, я поплелась к автобусу. Как бы там ни было, а бросать «Икарус» открытым было негоже. Золото золотом, а в салоне полно другого казенного добра, одних кресел мягких больше сорока, да еще пара бархатных занавесок – мечта голодной моли. Пропадет что-нибудь, и будет потом водитель Славик материально отвечать за мою безалаберность. Может, я и дура, но не свинья.
Пассажирская дверь и открывалась, и закрывалась изнутри. Пришлось мне снова перебирать Славиковы ключи, разыскивая среди них желтенький, ковыряться в замке и карабкаться в кабину. Устроившись на месте водителя, я закрыла за собой дверь, чтобы из нее не дуло, и услышала двойной хлопок. Это меня насторожило, потому что я ведь закрыла только одну дверь.
– Может, это эхо? – предположила Нюня и тут же раскритиковала себя за столь нелепую мысль.
Эху на лысой горке спрятаться было негде.
– По-моему, кто-то вышел из гостиницы, – боязливо шепнула Нюня.
Я застыла, как суслик, испуганный до остолбенения, втянула голову в плечи и даже глаза зажмурила. В свисте ветра мне почудились шаги злоумышленника, подкрадывающегося к автобусу под тревожную барабанную дробь, которой в цирке сопровождаются смертельно опасные номера.
– Прекрати стучать зубами! – прикрикнула на меня Тяпа. – Открой глаза, осмотрись и прислушайся!
Я подчинилась и с минуту сидела, насторожив ушки и тараща глаза, как совенок. Никаких изменений в пейзаже не произошло, окна гостиницы были темными, за просторным лобовым стеклом автобуса к «Либер Муттер» и дальше под горку тянулась пустынная дорога, и на заснеженных обочинах высились только дорожные знаки. Тот, который был обращен «лицом» ко мне, предупреждал о близости крутого поворота. На слух никаких сигналов об опасности я тоже не уловила, хотя не только перестала стучать зубами, но даже затаила дыхание. Все было тихо.
– Фу-у-у! – я облегченно выдохнула и осела, как квашня.
Тяпа бодро сказала:
– Видишь, ничего страш…
– Тук! Тук! Тук!
Замедленный, с большими интервалами, стук в дверь напугал меня до сердечного спазма. Я взвизгнула ультразвуком, схватилась за сердце и снова замерла с выпученными глазами.
– Тук! Тук! – стук шел слева.
Медленно-медленно, едва дыша, я скосила глаза и посмотрела в окошко, но никого за ним не увидела.
– Он спрятался внизу, под бортом, – подсказала Тяпа.
Я развернулась на сиденье всем корпусом и буквально влипла лицом в стекло, расплющив нос в лепешку. Стук собственного сердца казался мне оглушительным. В результате я не увидела и не услышала, как открылась дверь по правому борту. Почувствовала только давление под левой лопаткой, приняла его за тупую сердечную боль и поняла свою ошибку, услышав строгий голос: