– Говори, где Инка, только не ври!
– Тут она! – честно ответил Зяма и перебросил рыкающий, аки дикий зверь, мобильник обратно мне в руки.
– Что надо? – буркнула я.
Называть Кулебякина нежными словами мне почему-то расхотелось.
– Где она?! – заорал мне в ухо взбешенный милый.
– Кто? – спросила я голосом холодным и острым, как февральская сосулька.
По опыту знаю, когда Денис ярится, лучшая роль, которую я могу взять на себя, – Снежная Королева. Прохлада, наступающая в наших отношениях, Кулебякина быстро отрезвляет.
Впрочем, в данном случае проверенное средство помогло мало.
– Кто? Твоя гранмаман, Катерина свет Максимовна! – Денис то ли скрипнул зубами, то ли сердито плюнул. – Не притворяйся дурочкой! Признавайся, ты ее предупредила, и она дернула в бега? Так я и знал, что без тебя тут не обошлось! Что за бабы, каждая – черт в юбке! И как только вы, Борис Акимыч, это терпите! Не семейство, а женский совет вождей! Действующая модель матриархата!
Из этого сумбурного монолога я сделала пару выводов. Главный заключался в том, что бабулю Денис почему-то считает преступницей, а меня – ее сообщницей. Второстепенное умозаключение было такое: мужчины семейства Кузнецовых вне подозрений, Зяма вообще не упоминается в святцах, а папулю женоненавистник Кулебякин обвиняет исключительно в мягкотелости и непротивлении феминизму насилием. Я решила, что несправедливые нападки на женские свободы я Денисочке еще припомню, но пока сосредоточилась на конкретизации претензий по первому пункту.
– А по существу вопроса тебе есть что сказать? Чем ты недоволен? – спросила я таким тоном, который сам по себе мог заменить промышленную холодильную установку.
Чувствительный Зяма зябко поежился, а морозоустойчивый грубиян Кулебякин аж всхрапнул от возмущения:
– Охренеешь с тобой! Я недоволен?! Тут человека убили, и бабка твоя каким-то боком в деле завязана, а ты ее еще и покрываешь!
– Слушай, Кулебякин, наша бабуля взрослая девочка, у нее свои дела, а у меня свои! – огрызнулась я.
– И все они «мокрые»! – тихо съязвил предатель Зяма.
Я произвела в его сторону предупредительный выстрел глазами и, сдерживая ярость, предложила Денису:
– Если у тебя что-то к бабуле, обратись к ней лично!
– Очень хотел бы, да где ее искать? Не подскажешь? – невыразимо ехидно спросил он.
– Как – где? На нашей даче в Буркове, – ответила я, от слова к слову теряя уверенность в сказанном.
К концу фразы я и вовсе прониклась пониманием, что в Буркове бабули нет. И это многое объясняло, но только мне, а не Денису. Делиться своими соображениями с ним я не собиралась. Если черти, с которыми он воюет, носят юбки, это обязывает меня к солидарности!
– Нет ее на даче! – зло сказал Кулебякин. – Соседи говорят, она умелась обратно в город через час после приезда! Три ящика черешни купила и уехала.
– Какой черешни? – заинтересовалась я. – Дяди-Петиной?
У нашего соседа по даче дяди Пети растет изумительная черешня, сочная, сладкая – пальчики оближешь. Если бабуля притаранит домой три ящика этакой вкуснятины, я лично прощу ей любое преступление!
– Хочешь сказать, ты не в курсе бабкиных приключений? – недоверчиво спросил Кулебякин. – И имя Дарья Павелецкая ничего тебе не говорит?
А вот это был удар в солнечное сплетение! Я на несколько секунд задохнулась и сумела произнести ответную реплику более или менее естественным тоном лишь потому, что совершенно точно знала: Дарья Павелецкая не только мне, а вообще никому ничего не говорит и никогда уже не скажет. Я вспомнила мертвое тело со сломанной шеей и нагло заявила:
– Не говорит!
– Хотел бы я тебе поверить, – протянул недоверчивый милый. – Но что-то сомневаюсь... Ты где сейчас? Дома? Вот там и сиди! Через полчаса мы приедем, тогда и поговорим.
– В таком случае, до свиданья, – вежливо сказала я и выключила мобильник.
Обещанного свиданья милому предстояло подождать. Я внимательно посмотрела на Зяму (он нервно сглотнул) и объявила:
– Объявляю всеобщую эвакуацию. Десять минут на сборы – и уходим!
– Куда? – Зяма не стал спорить и без промедления начал сборы, для начала сунув в карман шоколадку, забытую мной на подзеркальном столике.
– Куда-куда! В партизаны!
Я цепко огляделась и шагнула к платяному шкафу, приступая к сбору и упаковке партизанского снаряжения. Зяма с аналогичной целью унесся к себе, но через пять минут вернулся с вопросом: