Спокойно, Маша, я Дубровский!

– А что будет потом? – заинтересовалась Алка.

– Потом будет прононс. Такой прононс будет, что только держись! – ответил Макс. – Я обвалял мясцо в панировке из слабительного. Четыре таблетки растолок, удивительно, что собачка их не учуяла.

– Это потому что французский бульдог, – пояснил Саша. – Видите, какой у него нос приплюснутый? И сопит псина, как чайник. Проблемы с верхними дыхательными путями.

– Да, с верхним путем будут проблемы, – согласился Зяма, бесшумно подобравшийся к нам в обнимку со своей дохлой собакой. – Щель под забором слишком узкая, даже Алка не протиснется, придется лезть через забор.

– Через две минуты, – сказал Макс, продолжая следить за стрелкой на часах.

Через две минуты французский бульдог на чистейшем парижском наречии взвизгнул:

– Уи! Уи! – плюхнулся на попу и закрутился на травке юлой.

– Пошли! – скомандовал Макс. – Теперь сторожевой собаке уж точно не до нас!

Вопреки опасениям Зямы, через забор мы перелезли быстро и ловко. Первым перебрался Саша, за ним мы с Алкой. Макс и Зяма нас подсаживали, а Саша встречал с той стороны. За нами на внутреннюю территорию перекочевали камера, дохлая собака и в высшей степени неживая нога в фальшивом цементе. Все, кроме Зямы, пристроились за кустами, а братишка пошел в разведку.

В ожидании его возвращения мы сидели молча. Трошкина с сочувствием смотрела на высокие астры, сотрясаемые крупной дрожью: в клумбе, поскуливая, беспокойно возился французский бульдог. Смеловский рассеянно щекотал равнодушную к ласкам пластмассовую ногу, оператор невозмутимо возился с камерой.

– А света тебе хватит? – забеспокоился Макс.

Палисадник у дома скудно освещали маломощные светильники, вмонтированные в брусчатку пешеходной дорожки. Ближе к забору участок утопал во тьме.

Саша в ответ на вопрос коллеги пожал плечами.

– Смотри, не вздумай включить накамерный свет! Сразу же выдашь себя! – предупредила я. – Картинка для нас не так важна, главное – звук.

Тихим индейским шагом вернулся мой бледнолицый брат.

– Ну, что, друзья мои? Все идет прекрасно! – улыбаясь, сказал он. – Я нашел щелочку в жалюзи, заглянул в нее и увидел, что хозяин дома мирно сидит в кресле у телевизора с пузатым стаканчиком в руках. Макс, у него пуловер точь-в-точь, как твой, черный, с белой галочкой на груди. Классный прикид!

– Экипировочный центр «Планета спорта», модель «Мишка гималайский», – кивнул польщенный Макс.

– Судя по модели стакана и цвету жидкости, господин Попов лакает виски, – добавил Зяма.

– Какой марки? – встрепенулся Смеловский.

– Да откуда ему знать? – недовольная тем, что в ответственный момент перед началом секретной операции парни отвлекаются на мысли об атрибутах красивой жизни, огрызнулась я за братца.

– Ошибаешься, Дюха, я в курсе: «Баллантайн»! – победно ухмыльнулся Зяма. И объяснил:

– В кухне между занавесками тоже нашлась щелочка, там я видел бутылку. Ленчик наливает. Похоже, он у хозяина прислуга-за-все.

– Все! – строго сказала я, пресекая несвоевременный треп. – Клиент созрел, пора начинать! Кто куда?

– Я, если не возражаете, на дерево залезу, – сказал Саша. – Оттуда весь двор видно будет. А ты, Зяма, с собакой на козырек.

– А я на земле останусь, девочек подстрахую, – быстро сказал Смеловский, не вполне свободный от высотобоязни. – Аллочка, ты в кустиках остаешься?

– В кустиках, – кротко кивнула Трошкина.

– Инночка, ты с ногой?

– С ней, родимой! – сказала я, и моя боязливая подружка перекрестилась:

– Чур меня!

– Кончайте рассусоливать! – свесив с козырька над крыльцом кудрявую голову, зашипел Зяма. – Тут черепица, блин, ребристая, как стиральная доска, я долго не высижу! Дюха, ногу в руки – и вперед!

Подгоняемая нетерпеливым братцем, я подняла фальшглыбу и перенесла ее в клумбу справа от пешеходной дорожки. Высокие астры скрыли и глыбу, и меня, когда я прилегла, опираясь на локти (предварительно убедившись, что хозяйский бульдог с его неудержимым «прононсом» находится достаточно далеко).

– Все готовы? – не столько голосом, сколько выразительной мимикой спросил Смеловский, последовательно оглядев места дислокации всех засадных полков.

Общее молчание сошло за знак согласия. Физиономию Макса осветила белозубая улыбка.

– Мотор! – по режиссерской привычке скомандовал он. – Начали!