46  

– И зимой тоже, – мило улыбнулась она. – Мы будем жить в моей комнате и к вам никакого отношения иметь не собираемся...

– У нас?!! – хором взревели будущие родители.

– Маманя! Но у тебя же уже почти готовый внук! – чуть не плакала Варька. – Или внучка! Как же ребенок в такой тесноте?!

– Ребенок, пока он еще новорожденный, немного места занимает, я знаю! – вскричала Лидия Демидовна, и на миг в ней проснулась прежняя властительница дома. – А потом папочка заработает малышке новый домик, правда ведь, крошка?

И она с умилением погладила живот дочки. Дочка от ласки не растаяла, и Лидия Демидовна пояснила:

– Нам совсем будет не тесно! Вы – в своей комнате, мы – в своей, а встречаться будем в гостиной...

Алька даже спросить боялась – а куда, собственно, ей? Но родственники и без того поняли ее вопрос и молчком уставились на свою кормилицу.

– Ну чего вы все на меня смотрите? – чуть не ревела Алька. – Уйду я, сниму квартиру и уйду.

– Да поживи еще, – милостиво разрешил Бориска. – Лето же еще не кончилось, да и малыш у нас родится только в марте... Живи...

– Может, мы и тебе какого женишка подберем... – вздохнула Варька и вдруг обернулась к матери: – Мам, так я не поняла, если у этого Афони своего дома нет, он что же – бомж получается? Это у моего ребенка дедушка бомжом будет, что ли?

Лидия Демидовна задумалась, а поразмыслив, проговорила:

– Ну почему же бомж... он просто житель нашего города, только квартиру он пропил... ну это когда он еще пил, теперь-то он не пьет. Чего вы набычились?! И потом – у него замечательная дача! Да какой он бомж?! У него даже машина есть! И гараж! И дача! Поду-у-умаешь, зимой жить негде...

Алька теперь спасалась только на работе. Только там она чувствовала себя полноценным человеком. Там у нее все получалось, проект снова набирал силу, работа занимала руки, мысли и время, даже минуточки не было, чтобы подумать о чем-то лишнем. И все же о Раскатове она думала. Только теперь она поняла, что, оказывается, как дурочка влюбилась. Да нет же, не влюбилась, она любила его, и ничего с этим не поделать. Понимала, что женат, что нельзя рушить семью, что счастлива с ним никогда не будет, а все равно думала. Единственное, что она могла с собой сделать, – это не ездить в автошколу, где он работал. А ведь как хотелось. Недели две назад она не вытерпела и поехала. Оставила машину во дворе, а сама тихонько спряталась за толстый тополь и смотрела, как он лениво курит, ожидая очередного ученика, как разглядывает облака, как равнодушно подносит к уху телефон... Она ушла только тогда, когда вдруг отчетливо поняла, что сейчас не выдержит – вот так возьмет и кинется к нему прямо на его старенький «жигуленок». Больше она к автошколе не приближалась на расстояние трех кварталов.

А в это время родственники устраивали судьбу Альки по своему усмотрению.

В один из дней, придя после работы домой, Алька услышала в гостиной звяканье вилок, веселый маменькин смех и строгий голос Бориски. После своих первых трех тысяч он говорил только строгим речитативом.

– Чего это сегодня маманя со своей дачи вернулась? – сама у себя спросила Алька. – Она ж должна была только в четверг... Наверное, Афоню своего привезла знакомиться.

Как ни странно, этого загадочного Афанасия Кузьмича дети Лидии Демидовны еще ни разу не видели. То ли женщина стыдилась показать своего будущего супруга детям, то ли супругу боялась показать детишек – те ведь не приучены словесные вензеля выписывать, что в голову взбредет, то и мелют.

Не увидели детишки «папу» и в этот раз.

– Алечка! А мы тебя заждались! – воскликнула маменька, едва Алька вошла в гостиную. – Знакомься – Степан Кузьмич, прошу любить и жаловать!

Степан Кузьмич был для маменьки молод. Он выглядел хоть и изрядно потрепанным, однако все же намного моложе Лидии Демидовны. Но, может, оно и ничего, вон как мужик расстарался – жиденькие волосенки сгреб на один бочок, в кармашек цветастой рубашки затолкал носовой платок в мелкий горошек и даже на шею повесил какую-то цепочку под золото с чьим-то выпавшим зубом... неужели со своим? Красавец!

– А... ты ж говорила – Афанасий Кузьмич, Афоня... – вырвалось у Альки.

Маменька побагровела, но все еще продолжала улыбаться, правда, теперь уже как-то странно. Точно так же странно улыбалась Варька, и даже Бориска старательно растягивал щеки.

– Степан Кузьмич – это родной брат Афанасия Кузьмича, – уже кончалось терпение у маменьки. – Братик, но только младшенький. Ему всего сорок семь лет. Ну неужели непонятно!

  46  
×
×