Руссо туристо, облико морале

– Она самая, – вздохнула я.

Мы сели в такси и по дороге к отелю конспиративно хранили молчание, не распространяясь о своих детективных делах, так как чернокожий водитель с ходу с гордостью продемонстрировал нам определенные знания великого и могучего – со слов «руссо туристо» он выучил главным образом ругательства, которые с подачи тех же туристов полагал универсальными средствами русской речи. Было довольно забавно слушать, как венский эфиоп – дальний родич А.С. Пушкина по линии деда – восторженно живописует местные красоты, сопровождая существительные нецензурными определениями на разные сомнительные буквы русского алфавита. Зяма откровенно веселился, и даже я не удержалась, стыдливо хихикнула пару раз, только капитан Кулебякин хранил суровость. Я догадалась, что он рассказал нам не все, и поделилась этой мыслью с Зямой.

– Думаешь, наш кэп что-то замышляет? А давай прямо спросим его! – предложил он.

И, едва мы выбрались из машины, действительно спросил:

– Мистер Фикс! У вас есть план?

Мне этот мультяшный вопрос не показался по-настоящему прямым, и я подступила к Кулебякину по-другому:

– Признавайся, что не так?

– Отстань, я думаю, – невежливо отмахнулся Кулебякин.

– О чем? – настойчиво спросила я, всем своим видом давая понять, что не отстану.

– Я думаю, что мальчик…

– Ты начал думать о мальчиках?! – шокировался Зяма. – Эй, человече, опомнись! Рано менять ориентацию! Не отчаивайся, может, Дюха еще найдется!

– Это не тот мальчик! – покраснев, свирепо рявкнул капитан.

– А какой тот? – тут же переспросил неугомонный Зяма.

– А что за мальчик? – спросила я, наступив приставале на ногу, чтобы замолчал.

Он не совсем замолчал, но болезненное шипение разговору мешало не так сильно.

– Не знаю, мы не знакомы! – злее прежнего гаркнул Кулебякин. – Мальчик – какой-то родственник дяди Миши. Когда Крамер уезжает, он оставляет мальчика на хозяйстве. И на этот раз тоже оставил, только мальчик днем и ночью у дяди Крамера не сидит, обычно он приходит к девяти и уходит в пять.

– Видимо, не русский мальчик, австрийский, – заметил Зяма.

– Видимо, – согласился Кулебякин. – Грымза соседка так и сказала: хороший мальчик, работает строго по расписанию. Но!

– Видимо, сейчас будет кульминация рассказа, – шепнул мне догадливый Зяма.

У моего милого мама – известная романистка. Близкое знакомство с живой и действующей писательницей научило Зяму разбираться в тонкостях сюжетного построения.

– Позавчера вечером, когда уже зажглись фонари, грымзовидная соседка слышала удаляющийся рев мотора. Машина выехала со двора Крамера, – сказал Кулебякин и очень многозначительно посмотрел сначала на меня, а потом на Зяму.

По моему непрофессиональному мнению, на кульминацию эта информация не тянула. Зяма, похоже, тоже так подумал, потому что совершенно хладнокровно вопросил:

– Ну и что?

– А то, что у мальчика нет своей машины, – еще более веско сказал Кулебякин. – У мальчика велосипед.

– Велосипед мы там видели, – вспомнила я.

– Вот именно. – Эта его реплика была уже такой веской, что дальше просто некуда. Как урановый слиток!

Все замолчали. Я терпеливо подождала продолжения, не дождалась и осторожно спросила:

– И что это значит?

– А я почем знаю? – Кулебякин снова рассердился. – Сказал же – отстаньте, я думаю!

Тогда я тоже стала думать, причем в отличие от эгоиста Кулебякина не утаивала свои мысли от общественности:

– Кузнецова пропала позавчера вечером. А позавчера днем она узнала адрес Крамера у какой-то твоей, Зямка, гадкой горничной…

За разговором мы вошли в холл, поэтому ругательные слова в адрес гостиничной служащей я произнесла потише. А вот Зяма даже не подумал прибрать громкость, проорал в полный голос:

– Почему это моя горничная гадкая?!

Чтобы не терять время на объяснения, я снова наступила ему на ногу, после чего мы сделали вынужденную остановку, и под змеиное шипение милого друга я продолжила:

– Может, Кузнецова тем вечером устала гулять пешком, поехала за машиной к дяде Мише и там познакомилась с мальчиком? А мальчик, само собой, в нее отчаянно влюбился…

– Что ты мелешь?! – снова рассердился капитан.

– Все мальчики всегда в нее отчаянно влюблялись, – уверенно сказала я. – Зяма, подтверди!