Руссо туристо, облико морале

– Надеюсь, не от любви, – пробурчал капитан, недобро зыркнув на Инкиных кавалеров. – И что за дурацкое имя ты мне придумала?

Между тем выяснилось, что у Инкиных красавчиков имена ничуть не лучше. Блондин – Муня, но можно звать Эдиком. Брюнет – Маня, для друзей почему-то Фредди. И еще с ними была девушка Моника, она логично откликалась на Монику же, и поэтому понравилась мне больше всех.

– А давайте выпьем за знакомство! – откровенно веселясь, предложил Зяма, потрясающе охотно откликающийся на Кузю. – Вы, Катенька, что будете?

– «Катенька» будет мартини с грейпфрутовым соком, – подсказал капитан Кулебякин, гипнотизируя беспамятную возлюбленную пристальным взглядом.

– Никогда не пробовала, – кокетливо сказала Инка-Катеринка. – Ну давайте!

– Ольга Семеновна! – по-свойски покликал трактирщицу хмельной и веселый Зяма. – Битте, нам четыре пива и три мартини с соком. Даня, переведи!

Даня-Денис перевел, и австрийская двойняшка Зяминой училки выдала нам заказанные напитки. Мы выпили за встречу, повторили за знакомство и тут же начали крепить новую дружбу более серьезными спиртными напитками.

Атмосфера в заведении все больше приближалась к идеалу, о котором грезил Зяма. Даже примороженная трактирщица оттаяла, разрумянилась и все чаще улыбалась, очевидно, радуясь быстро растущей выручке. Свободный художник-олигарх Кузьма Казимиров исправно заказывал выпивку для всех, и Инкины красавцы от него не отставали, тоже раскошеливались. От спиртного никто не отказывался, даже я изменила своим принципам и без долгих уговоров перешла с мартини на шнапс, в связи с чем дальнейшее веселье воспринимала все менее отчетливо.

Помню, опустошив первый пятилитровый бочоночек пива, Зяма с Муней пошли искать туалет, на обратном пути нашли в темном углу исправный музыкальный автомат, и после этого трактир окончательно потерял всякое сходство с тихой классной комнатой.

Денис Кулебякин без устали кружил хмельную Кузнецову в вихре вальса. Мы с Маней, Муней и Моникой весело играли в «ручеек». Наш великий дизайнер вновь почувствовал позывы к творчеству и на смеси русского и английского уговорил-таки трактирщицу привнести в безликий интерьер заведения характерные элементы средневекового постоялого двора. С таковой целью были принесены и зажжены стеариновые свечи, а электрические лампы, наоборот, выключены. После этого плясать и играть в подвижные игры стало гораздо труднее, но зато намного интереснее, потому что принять участие в процессе так и норовили столы и табуретки, выпрыгивающие под ноги в самый неожиданный момент.

В какой-то момент мечущиеся в дыму фигуры участников стихийного праздника стали удваиваться и даже утраиваться в моих глазах. Это сподвигло меня провозгласить тост за зримые успехи австрийских ученых в области человеческого клонирования, однако выяснилось, что к нашей двуединой компании просто-напросто незаметно прибились какие-то новые люди. Это, впрочем, не помешало присутствующим выпить и за клонирование тоже, но потом мой любимый Куземир увлек меня на свежий воздух, с несрываемым одобрением приговаривая:

– Ну и напилась же ты, Трошкина, приятно посмотреть!

С выбором места, куда ему наиболее приятно посмотреть, он не затруднился и принялся расстегивать пуговки моей курточки, но вдумчивому созерцанию помешал капитан Кулебякин, в австрийском миру – Фигасов. Он вышел выполнить упражнения дыхательной гимнастики без партнерши и беззастенчиво разбил нашу пару, прицепившись ко мне с вопросом:

– Ты скажи лучше, что делать, чтоб к Инке память вернулась?

Пока я думала над ответом, Зяма пытался уверить капитана, что будет совсем неплохо, если его сестрица кое-что забудет навсегда. Ну, например, их с Денисом периодические ссоры и свое недовольство его работой в милиции. Эти аргументы в пользу Инкиного беспамятства Кулебякина не успокоили. И мне тоже нечем было его порадовать – я просто не знала, как вернуть Кузнецовой бесценные воспоминания тридцати минувших лет.

– Как это так – не знаешь? Ты должна знать! – с пьяной настойчивостью пытал меня Денис. – Ты из нас троих в психиатрии больше всех сечешь!

Будь я трезвой, я напомнила бы ему, что никогда не была специалистом-душеведом, хотя в бытность свою инструктором по лечебной физкультуре в краевом наркодиспансере действительно имела сомнительное удовольствие наблюдать психиатрию в действии с довольно короткого расстояния. Но пьяную меня вдруг неудержимо потянуло давать советы и врачебные рекомендации. Я приложила палец к губам, внушительно шикнула, загадочно икнула и сказала: