Руссо туристо, облико морале

Это было немного удивительно, потому что до сих пор я была уверена, что мы с Зямой ночуем в одной комнате. Более того – в одной постели. Так почему же его голос доносится до меня из-за гипсокартонной преграды? Что он делает в чужом номере? И с кем он это делает?

Червячок ревности, никогда не умирающий в моем сердце, быстро вырос до размеров амазонской анаконды и выбросил меня из кровати, как распрямившаяся пружина. Пошатываясь (я не очень хорошо себя чувствовала), я двинулась к выходу.

По причине некоторой разбалансированности вестибулярного аппарата перемещалась я медленнее, чем хотелось бы, и воспринимала окружающую действительность с заметным отставанием. Дверь, до которой я еще не дошла, открылась, а я не сразу поняла, что распахнул ее не мой мысленный посыл, а чья-то рука с обратной стороны. И человеческую фигуру, двигающуюся мне навстречу по волнообразной кривой, я в первый (а также во второй и в третий) момент приняла за собственное отражение в зеркальной двери шкафа-купе. Я ведь тоже на ходу вычерчивала синусоиду и держалась за голову!

Внезапное осознание своей ошибки меня буквально потрясло: «отражение», с которым я столкнулась в тесной прихожей, оказалось вполне материальным.

– Черт! – одинаково выругались мы.

Разница была только в том, что я это пропищала, а оно, вернее, он прохрипел.

– Извините! – пискнула я, моментально устыдившись обычно несвойственной мне грубости. – Прошу прощения!

Столкнувшись, мы отпрянули друг от друга, как резиновые мячики. Я ударилась о стену и рикошетом вылетела в коридор, где меня одна за другой настигли две взаимосвязанные мысли. Обе они имели характер тревожного вопроса: кто это был и что ему надо в моей комнате?

Придерживая руками гудящую голову (наклонять ее было тяжеловато), я заглянула в оставленный мною номер и в розовом свете бра, включенного чужой рукой, увидела длиннохвостого брюнета из интернациональной компании новых приятелей Инки Кузнецовой.

Склонившись над разворошенной постелью, Маня, он же Манфред, он же Фредди, тряс за плечо спящего мужчину, требуя, чтобы тот немедленно проснулся. И что особенно интересно, называл его при этом Эдиком!

– К-какой еще Эдик? – прошептала я, от волнения начав заикаться. – Это ж-же Зяма!

Меня охватило страшное подозрение. Я перестала держаться за голову и взялась за сердце. Мужчина, с которым я делила ложе, поднял над подушкой растрепанную светловолосую голову, и горестный стон сорвался с моих побелевших губ: это был не мой любимый! Не Зяма! Я спала с совершенно посторонним мужиком!

Ножки мои подкосились, я обессиленно опустилась на пол, привалилась спиной к проклятой гипсокартонной стене и спрятала пылающее лицо в дрожащих ладонях. Было так стыдно, что я готова была провалиться сквозь землю, в связи с чем вновь пожалела о том, что данный трактир – отнюдь не средневековый замок. Вдруг ужасно захотелось самозаточиться в глухом подземелье, чтобы до скончания своей нечестивой жизни часто бичевать оскверненное тело вервием и густо посыпать безмозглую голову прахом. Не знаю, как с вервием, а с прахом проблем не предвиделось: в него обратились все мои мечты и надежды, а их у меня было немало.

Сжавшись в маленький жалкий клубочек и горестно поскуливая, я окаменела, как вполне средневековая горгулья. По коридору кто-то бегал, топал и шумел, но я так глубоко погрузилась в собственные переживания, что не обращала внимания на происходящее. До тех пор, пока меня не подхватили знакомые и родные сильные руки:

– Трошкина! – Зяма потряс меня, как пыльный коврик. – Очнись! Что это с тобой?

При виде любимого, которому я подло изменила, горе мое стало совершенно безмерным.

– О-о-о! – взвыла я, разражаясь слезами.

– Совсем чокнулась, – неласково резюмировал милый и дал мне шлепка, как капризному младенцу.

Я взвыла на октаву выше и дополнила бессмысленный рев словами:

– Да, да! Бей меня, бей!

– Я тебя побью – потом, если захочешь, – пообещал Зяма скороговоркой. – А пока скажи…

– Эй вы, мазохисты! – по лестнице с топотом взбежал Кулебякин. – У кого есть что-нибудь железное?

– Тебе цепи или наручники? – съязвил Зяма, явно недовольный, что Денис его перебил.

– Лучше узкий нож или отвертку.

Капитан поозирался, попытался выковырять гвоздь из дверного наличника, не сумел, плюнул и уставил руки в бока: