Коктейль из развесистой клюквы

Гремя ключами, добытыми из кармана парадного пиджака с большим трудом и с немалым куском подкладки, Алик попытался надеть на один из ключей одну из замочных скважин, но не преуспел. Скважины, которых, на неверный взгляд Алика, было никак не меньше четырех, разбегались от ключа, словно тараканы от веника. Тогда Дыркин устало прилег на широкую дерматиновую грудь своей двери и с пьяной уверенностью повелел:

— Сим-сим, откройся!

Удивительно, но сказочное заклинание сработало! Дверь распахнулась, уронив Алика на пол прихожей. Некомплектные ноги Дыркина неуютно поерзали по резиновому коврику под дверью, а потом вдруг рывком унеслись в неосвещенную квартиру. Через мгновение дверь шумно захлопнулась.

Минут пять-шесть в подъезде было тихо, как и положено в поздний час. Потом на третьем этаже щелкнул замок, скрипнула дверь, и вниз по лестнице мягко поскакал кот Миха, жаждущий любовных утех.

— Гуляй, пока молодой! — напутствовал своего домашнего любимца военный пенсионер Иван Иванович Ивушкин, закрывая дверь.

В свои пятьдесят Ван Ваныч, как его называла любящая супруга Марфа Андреевна, сохранил достаточное количество жизненных сил и отнюдь не смутные воспоминания о тех временах, когда он сам теплыми ночами допоздна болтался в палисаднике у подъезда, горланя, как охваченный любовным томлением Миха. С той разницей, что Миха пел «а капелла», а юный Ваня голосил под собственноручно терзаемую гитару.

Мордастый «британец» Миха на мягких лапах пружинисто вынесся во двор, и по клумбе, густо заросшей осенними астрами, прошла волна. Сразу несколько представителей вида кошачьих рванули кто куда. Домашний перс стариков Крутиковых метнулся на знакомый подоконник, поближе к родному фокстерьеру Фантику. Матерый наглый «дворянин» Тимоня бесстрашно попер навстречу конкуренту Михе, а распутная сиамская кошка Снежинка, провоцируя кровавые кошачьи разборки, томно мяукнула и сиганула на ветку старой яблони, откуда на пятачок перед подъездом сразу же упало большое червивое яблоко. Черный Тимоня легко перепрыгнул через него и приземлился на асфальт в полуметре от присевшего Михи. Рыжий «британец», опровергая байку об англосаксонской невозмутимости, нервно дернул пушистым хвостом и хрипло провыл:

— Уо-уо-о-о!

— Уа-а-а-а! — хамовитым басом ответил Тимоня.

Котяры замерли, прижав уши и разинув пасти. Друг на друга они при этом не смотрели, но вопили на редкость слаженно, как будто долго репетировали.

Наверху со стуком распахнулось окно.

— Миха! — плачущим голосом излишне громко прокричала Марфа Андреевна Ивушкина, в тревоге за судьбу четвероногого друга нарушая законы человеческого общежития. — Михочка, иди домой, мой мальчик! Михуся! Иди, мамочка даст вкусной рыбки!

— Мья-а-а! — издав боевой клич неведомого шотландского клана, Михочка ринулся в бой.

— Михуня мой! Михуля! — надрывалась любящая хозяйка, перебирая все возможные производные от клички питомца.

— Не матери кота, Марфа! — прикрикнул на супругу Ван Ваныч. — Минька у нас боец что надо! Колонизатор! Гляди, как он метелит этого кошачьего негра!

Рыжий «британец», действительно, обратил черного противника в бегство и, не откладывая дела в долгий ящик, порысил к яблоне, на ветке которой соблазнительным плодом бугрилась распутная Снежинка.

— Давай, Михей, покажи, какой ты мужик! Не посрами фамилию! — подбадривал кота азартный Ван Ваныч.

— Михочка, маленький мой!

Причитающая Марфа Андреевна выдернула из гнездышка на боковой полке холодильника бутылочку с валерьянкой и побежала во двор — подманивать дорогого котика с твердым намерением пленить его и утащить домой, подальше от опасностей разгульной дворовой жизни.

С балкона несся залихватский свист развеселившегося Ван Ваныча.

— Московское время двадцать два сорок пять! — негодуя, сообщил пенсионер Крутиков, выглянув из своего окна, как классическая кукушечка из часов.

Порывисто распахнутая створка стряхнула обратно в клумбу аморфного перса Дусика. Приятель-фокстерьер сочувственно взлаял ему вслед.

— А вы не гавкайте там! — некультурно отозвался с третьего этажа Ван Ваныч. — Спите спокойно, дорогие товарищи, импотенты и кастраты!

— Это кто тут импотент?! — козлиным голосом вскричал задетый за живое дедушка Крутиков.