Свадебный марш на балалайке

Лет двадцать пять назад молоденькая Венерочка после балетной студии заявилась в Театр оперы и балета. Не надо думать, что в те года она была виноградной лозой – ее всегда отличали округлые плечи, солидная шея и крупные ноги, однако в ту пору в стране правил блат, а папенька Венерочки, Венедикт Афанасьевич, занимал не последнюю должность в городе. Ему не могли говорить «нет», а следовательно, и его дочурке тоже. Когда Венерочка впервые ступила на подмостки Театра оперы и балета, художественный руководитель ушел на больничный. Однако это его не спасло, ничего поправить уже было нельзя: девушке понравился свет рамп, аплодисменты и корзины цветов. Конечно, ведущих партий для нее не находилось, но публика не оставляла без внимания дочь крупного чиновника, и народ шел посмотреть на нее как на диковинное животное. Она тяжело топала по сцене, играла мышей в «Щелкунчике», памятник в «Жизели» и чувствовала себя счастливой. У нее был целый полк кавалеров. Те правильно мыслили: это какую же власть надо иметь, чтобы вытолкать такую фигуру на балетную сцену, – и просто жаждали с этой властью породниться. Однако замуж по расчету Венерочка не торопилась, а по любви не получалось. Так шли годы, и наступило смутное время перестройки. Папенька переместился в бизнесмены и снова стал одним из первых. Но теперь даже ему не удалось сохранить дочурку в штате. Кому-то повыше очень захотелось любоваться классическими балеринами. Венера стала грустить, потом огорчаться, а потом и вовсе решила, что жизнь ее прошла… и женщина стала пить. Папенька забил во все колокола, но душевная вмятина не сглаживалась. Однажды, будучи в изрядном подпитии, бывшая балерина уснула прямо на скамейке в городском парке. Она не проснулась даже тогда, когда полил сильный ливень. Платье прилипло к тугим бокам и откровенно обрисовало фигуру.

– Бо-же мой! – воскликнул кто-то над самым ухом.

Поскольку голос был мужской, Венера Венедиктовна поспешила проснутся и даже некоторым образом протрезветь.

– Бо-же мой! – снова повторил тот же голос.

Перед скамейкой стоял щуплый мужичок с хилой козлиной бородкой, с грязными длинными патлами и, держась за щеки, восторженно мотал головой.

– Я вас так долго искал! Вы – моя заблудившаяся муза!

Венерочка села поприличнее, отодрала платье от боков и смущенно хихикнула.

– Вы должны поехать со мной! – заявил господин, с бороды которого стекали мутные дождевые капли.

– Куда это? – пробасила муза.

– Это совсем недалеко. Рядышком! Мы должны познакомиться для дальнейшего крепкого сотрудничества.

– Не-е, просто так не поеду, надо здесь уточнить: какое сотрудничество, где и что мне за это будет.

– Мы можем и здесь, только… здесь как-то мокро, а у меня нездоровые бронхи, ревматизм… Может, лучше все-таки ко мне?

Венера не стала капризничать более, выторговала лишь для себя бутылочку портвейна и плавно заколыхалась за мужчиной.

Тот и в самом деле жил недалеко от парка. Вопреки ожиданиям дамы квартира у него оказалась просторная и ухоженная. Обстановка недешевая, современная – в углу мерцал экраном огромный телевизор, а холодильник вообще выглядел вызывающе дорогим.

– Давайте сразу займемся делом, – потер руки изящный кавалер.

– Нет уж, сначала, как и полагается, знакомство, потом скромное застолье, а потом уже чего вы там хотите!

Кавалер не стал упираться, накрыл по-быстренькому на стол и вместо затрапезного портвейна местного разлива выставил на стол бутылочку мартини, правда, совсем крохотную, выставил тоник, апельсиновый сок и открыл коробочку конфет с изображением белого медведя.

– Меня зовут Матвей Сурков, я пишу картины, – скромно представился он. – Какое-то время я увлекался пейзажами, но потом решил, что картины должны меня кормить, и взялся за портреты. Только они приносят некоторый доход.

Судя по всему, доход был вполне приличный: квартира в центре города, мебель, на столе есть чем себя порадовать.

– И чьи же портреты вы малюете? – заинтересовалась Венера.

– Да ничьи! Нет, бывает, конечно, мне заказывают портрет определенные лица, но душа жаждет другого!

Как оказалось, душа стремилась писать не по заказу. Как никто, его устраивала Венера. Ее фигура.

– А почему именно моя? – удивилась женщина.

– Да вы вспомните Кустодиева! Рубенса! Рафаэля! Ну и кого я после этого должен писать?

Венера не знала ни одного, ни другого, ни третьего, но рисовать себя позволила. Первая же картина вернула ее к жизни. Увидев себя на полотне, она вдруг поняла, что до последнего момента не понимала своего истинного предназначения. Немало этому поспособствовал обрадованный батюшка натурщицы: он по всему городу развернул бурную рекламу – и вскоре Матвей Сурков стал одним из самых модных и любимых художников. Женщины его просто боготворили. Это и понятно – в период жестокой борьбы с весом, в момент повальных диет и процветания худосочных красоток Сурков открыто воспевал женщину пышнотелую, с сочными формами и аппетитными округлостями. Естественно, деньги стали прибывать в неимоверных количествах. Венера воспарила от счастья. Но все же ей не хватало самого главного – семьи. Однажды она решилась и в момент очередного триумфа подкралась к Суркову и напрямую спросила: