88  

Я так разволновалась, что не могла толком подкрасить глаза. Правый глаз подвела нормально, а левый у меня никак не получался. Руки дрожали так, что я рисковала ослепить себя острием косметического карандаша. С третьей попытки я нарисовала себе корявое совиное око, похожее на контурную карту обширного фингала, расстроилась, пошла умываться и уже в ванной услышала телефонный звонок.

Кроме меня, дома уже никого не было: Колян убежал на работу, а Масяня с няней ушли на прогулку. Быстро и небрежно умывшись, я ощупью выдвинулась из ванной, по стеночке добрела до телефона в прихожей, сняла трубку, сказала:

– Да! – и болезненно зашипела, потому что едкое мыло все-таки попало в глаза.

– Не плачь! – покровительственным тоном сказал Лазарчук. – Теперь все будет хорошо. Взяли мы твоего Трофимова, и в самом деле было с чем! Нашли у него еще одну самодельную бомбочку, должно быть, про запас соорудил, мастер-умелец.

– Не про запас, а для Ирки, – возразила я.

– Ну, теперь вам с подружкой ничего не грозит. Трофимов сидит в КПЗ, готовится раскалываться.

– А расколется?

– А куда он денется?

– Ну, хорошо, – сказала я, начиная потихоньку радоваться наступлению спокойной жизни. – Если понадобится, ты знаешь, как меня найти. Я готова давать обличительные показания в любой момент.

– Найду, не беспокойся.

А я уже и не беспокоилась! Возрадовавшись, я одним махом нарисовала злополучный левый глаз и выскочила из дома, забыв и думать о такси. Жизнь вновь стала прекрасна, убийца попал за решетку, и у меня не было причин игнорировать общественный транспорт.

Однако забыть о трагических событиях последних дней мне не дали. Утреннее чаепитие в нашей редакторской неприятно напоминало вчерашние посиделки Коляна, Моржика и Сереги на нашей кухне.

– Да-а-а! – печально протянула Любовь Андреевна, прожевав печенье, которое испекла бесценная Дашутка. – Это просто ужасно!

– Что, выпечка не удалась? – встревожилась Дашка.

– Что выпечка! Жизнь не удалась! – печально воскликнула пожилая редакторша. – Посмотрите вокруг себя! Как мы живем?

Я послушно посмотрела вокруг и увидела множество жующих физиономий, по виду которых никак нельзя было сказать, что их обладателям живется плохо.

– Уровень преступности вырос до небес! – поддакнул старшей коллеге режиссер Слава. – По улице спокойно не пройдешь, в кафе не посидишь! Слышали, вчера в «Палаццо» взрывное устройство сработало? Погибло сто человек.

– Одна девушка! – возразила я, но моего голоса не услышали.

– У меня мама на Пушкина живет, так она говорит, у нее в квартире на пятом этаже от того взрыва трюмо вверх ногами перевернулось! – тараща глаза, сказала Дашутка. – А от развлекательного центра одни руины остались!

– Чепуха, там только одну витрину разворотило и пару машин перед ней осколками побило! – возразила я. – Люди, как вам не стыдно! Вы же в службе новостей работаете, а распространяете не объективную информацию, а абсолютно не достоверные слухи!

– Если кому нужна достоверная информация, я могу поделиться! – предложил Вадик, жадно поглощающий печенье.

Вазочку с выпечкой он подвинул к себе поближе и еще приобнял свободной от чашки рукой. Печеньем, в отличие от достоверной информации, Вадик ни с кем делиться не хотел.

– Я разговаривал со знакомыми ребятами из ГУВД, и они сказали, что вчерашняя бомба в «Палаццо» была точь-в-точь такая же, как та, на которой подорвался Веник Орлов, – сообщил мой напарник почтительно притихшим коллегам. – Тоже маломощная самоделка, можно сказать, порционная, аккурат на одного человека. Разница только в упаковке была.

– Что, барышне бомбу презентовали в подарочной обертке с бантиком? – съязвил Слава, недовольный тем, что его сенсационное сообщение о массовых жертвах в «Палаццо» не нашло подтверждения.

– Насчет бантиков я ничего не знаю, – невозмутимо ответил Вадик, методично выгребая из вазочки остатки печенья. – Ребята сказали, взрывное устройство в кафе было спрятано в сигаретной пачке. А у Орлова в рюкзаке взорвалась пластмассовая коробочка из-под крема для обуви. Жил дураком и умер по-дурацки, – ругнулся оператор, частенько имевший столкновения с Веником на почве непримиримых разногласий по идейным соображениям.

Вадик – материалист, а Венька оптом и в розницу торговал опиумом для народа.

– Нехорошо так говорить, Вадюша! – укорила его Дашутка. – Вениамин был не такой уж плохой. Знаете, я своими ушами слышала, как он просил Романа Геннадьевича не давить на Лену. Роман Геннадьевич собирался в приказном порядке обязать ее вести программу с бэккорректором, а Вениамин сказал – не надо, мы сами на нее воздействуем, своими методами.

  88  
×
×