Остатки былой роскоши

Ее собеседник говорил что-то тихо, но убежденно. Это чувствовалось по тону и отдельным словам, которые изредка доходили до ушей Степы.

– Я просто больше не выдержу, меня не хватит, – всхлипнула Майя. – Я не хочу оставить сына круглым сиротой. А ты не боишься опять оказаться там?

Мужчина что-то пробубнил. Майя взорвалась:

– Покойник! Прекрасно. Но я-то живая! И я хочу жить. И чтобы мой сын жил спокойно. И о каком конце ты говоришь? О кладбище? Или о тюрьме? Не втравливай нас. Они сильнее. Они просто уничтожат нас.

Как ни прислушивался Степа, но понять слова мужчины не мог. А тот говорил, говорил... И вдруг Майя прервала его:

– Нет, уходи. Навсегда уходи.

В комнате стало тихо, Заречный услышал, как на улице завелся двигатель «Вольво», как машина тронулась с места. «А ведь по описаниям бензозаправщиков, – подумал Степа, – автомобиль похож на тот, который заправляли в пять утра. Только номера другие. Рисковые ребята... Хотя кто осмелится пришить им дело с бензоколонками? На все нужны доказательства. Так-то, товарищ Кулик». Степа быстро проделал обратный путь до своей машины, растолкал Толика:

– За «Вольво» поезжай, только невидимкой.

Невидимкой – значит без света фар. Они довольно долго следовали за «Вольво» по таким темным и узким улочкам, что две встречные машины не разминулись бы на дороге. Город N получил путевку в жизнь три века назад, в нем странным образом уживается глухое захолустье с вполне современными районами. Правда, городские пейзажи во всех районах без исключения портит мусор и грязь. На все претензии по этому поводу господин мэр разводит руками: люди – свиньи.

Но вот бездорожье кончилось – выехали на асфальтированную дорогу. В конце концов свернули на уже знакомую Заречному улицу, где располагались особняки на несколько квартир для людей с достатком, и остановились у известного дома. Пять человек вошли в подъезд Иволгина, а Степа даже не попытался их остановить. Ему вдруг стало интересно: а что же будет дальше? Да, такое вот примитивное любопытство, можно сказать, не относящееся к профессиональным требованиям, обуяло опера. А старшие товарищи предупреждали:

– Не вздумай, Степа, с душой вникать в дело. Это противопоказано. Мент вообще не должен иметь душу, он должен выполнять приказ и следовать закону. И думают за него пусть начальники, они за все и отвечают.

А куда же деть ум и душу?

У семерки, которую призван защищать от посягательств извне Степа, осталось всего пяток дней. Конечно, если Рощин начнет действовать без правил, то Степа схватит Кима с сообщниками. Но пока безобразно ведет себя «великолепная семерка», а ей давно пора пощекотать нервишки, авось спеси поубавится.

Заречный дал команду Толику поставить авто в укромном месте и готовиться к отбою. Яна спала как убитая, устал и Толик, а у Степы открылось второе дыхание. Возможно – даже третье.

В тот час, когда Степа так удачно следил за «Вольво», Ежов умолял Алю не ходить к подруге на вечеринку, но та была непреклонна:

– Не помнишь, как я плакала, когда от тебя воняло чужими духами, а на груди и плечах красовались укусы и следы ногтей? Ты мне говорил: это для дела, Аля. Так вот сейчас я тебе скажу: моя подруга нужна мне для... приятного проведения досуга. Значит – тоже для дела. Понял, милый?

– Ты что, Алька, стала лесбиянкой? – ужаснулся он.

Аля окатила мужа уничтожающим взглядом, в котором смешались ненависть и отвращение, потом произнесла медленно, будто вдалбливая ему в голову каждую фразу:

– Понимаешь, Валя, человек думает о других так, каков он сам. Ты и твоя шайка-лейка законченные негодяи, естественно, о людях вы не можете судить хорошо. Для вас все скоты и сволочи, вы и стремитесь всех обскакать в подлостях, чтобы прежде доказать себе: вокруг одни мерзавцы, дави насмерть, иначе задавят тебя. Ну откуда вы такие беретесь? Как будто вас забросили инопланетяне, мечтающие погубить Землю и род человеческий. Вы же всех отравляете собой. Разве я такая была? Нет, это ты меня сделал циничной и жестокой. Так вот знай, дорогой муж, я поеду к подруге, потому что там будет мой молоденький любовник. Ах, какую рожу скорчил! Не нравится? А с чего решил, что тебе можно трахаться, а мне нет, а? Я люблю секс. От тебя радости в этой области немного, я и хожу на сторону. И знаешь, мне уже понравилось так жить. Пока.

Она поправляла прическу, подкрашивала губы у зеркала в прихожей.

– Алька, гадина, не бросай меня одного, – ныл Ежов.