Банда отпетых дизайнеров

– Миша, это не нужно ни тебе, ни мне, – сказала Леночка, и Цибулькин, по своему обыкновению, согласился.

Решение супруга увидела в том, чтобы переселить Мишу к старушке маме в ее домик с садиком, после чего двухкомнатная квартира оставалась в ее полном распоряжении. Леночка пообещала Мише, что в самом скором времени найдет себе нового, непременно богатого мужа, после чего окончательно освободит Цибулькина от супружеских обязанностей финансово-экономического плана, а его квартиру – от своего в ней присутствия. Однако Михаил Александрович, по совету старушки мамы, которая была не в восторге от случившейся перемены мест слагаемых, потребовал от Леночки определенных гарантий. Он не возражал против ее временного присутствия в своей квартире, но хотел быть уверен, что не потеряет жилплощадь навсегда. В результате Цибулькины оформили у юриста договор, по которому Елена Яковлевна обязалась не претендовать на упомянутое жилье и освободить его по истечении года. По маминой подсказке решено было подстраховаться и на тот случай, если Леночка внезапно скончается, так как тогда Михаилу Александровичу пришлось бы иметь дело с родственниками жены, а они не внушали ему доверия.

– Нет, родители Леночкины люди порядочные, а сестра за границей живет, ей комната в моей квартире, это… без надобности, – объяснил Цибулькин нам с Алкой. – Но вот Славик – это… как сказать? Просто шкура!

Шкурный интерес Славика, приходившегося Леночкиным родителям крестным сыном, Михаила Александровича очень пугал. Славик производил на него впечатление человека исключительно ловкого, предприимчивого и беспринципного. Вдобавок он не имел своего жилья в городе, снимал где-то комнату и то и дело по-родственному прибегал к Леночке за займами. Цибулькин и его мама не сомневались, что в случае смерти бывшей супруги Славик подобьет своих крестных родителей судиться с Михаилом Александровичем за ее долю жилплощади. Поэтому, хотя внезапная кончина молодой цветущей женщины представлялась всем участникам дела крайне маловероятной, Михаил Александрович настоял на том, чтобы Елена Яковлевна написала завещание в его пользу.

– Мы, это… договорились, что порвем завещание сразу, как только окончательно разойдемся, – сказал Цибулькин. – Леночка через месяц должна была съехать.

– Дальше можете не объяснять, – кивнула я. – Упомянутое завещание хранилось у Леночки, да?

– А у меня была эта… нотариально заверенная копия, – подтвердил Михаил Александрович.

– Все ясно, – сказала я. – Когда Леночку убили, вы смекнули, что можете стать для следствия первым подозреваемым, потому что у вас в смерти гражданки Цибулькиной имелась прямая выгода. Да и возможность совершить убийство у вас была, раз имелись ключи от квартиры! И вот вы взяли эти ключи и отправились в квартиру, чтобы забрать оттуда завещание.

– Сам я идти боялся, – возразил Михаил Александрович. – Там же милиция была, дверь это… как сказать… опечатали! И тут… это…

– И тут очень кстати подвернулась я с просьбой помочь мне в поисках дизайнерского набора! – перебила я мямлю. – Вы вошли в квартиру вместе со мной, напоили меня водичкой со слабительным и, пока я заседала в туалете, под благовидным предлогом поиска лекарства обшарили всю квартиру!

– Но завещания не нашли! – подхватила Трошкина. – И почему-то решили, что оно может быть у Инки! Слушайте, а почему вы так решили?

– Так ведь я не всюду посмотрел! – с достоинством ответил Михаил Александрович. – Может, у Леночки как раз в туалете этот самый… тайник был?

– Самое подходящее место для хранения бумаг! – фыркнула Алка.

– Я подумал, вдруг завещание было в туалете, и вы это… унесли его? – продолжил Цибулькин, обращаясь ко мне.

– Скорее, я использовала бы его! – хихикнула я. – В вашем санузле было напряженно с туалетной бумагой!

– Вы это сделали?! – Цибулькин, похоже, не имел чувства юмора. Он покрылся красными пятнами и занервничал.

– Я не видела никакого завещания и не выносила из вашего клозета никаких бумаг, – успокоила его я. – Вы совершенно напрасно разгромили мой рабочий стол и шарили в машине, которая мне даже не принадлежит.

Михаил Александрович густо покраснел и невнятно прошептал слова извинения.

– Ладно, я вас прощаю, можете быть свободны, – великодушно сказала я и жестом отпустила свидетеля с допроса.

Цибулькин тут же встал со стула и закосолапил к выходу, но Алка успела спросить его спину: