Рука и сердце Кинг-Конга

– Поразительно четкая логика для сумасшедшей! – тихонько восхитилась Трошкина. – Бабушка! А вам чего примерещилось?

– Брежнев, Леонид Ильич! – криво усмехнувшись, ответила за свою соседку Марьяна. – Он возник поутру в огороде Веры Марковны в виде памятника…

– Кто сказал, что в виде памятника? – обиделась бабушка, которую, очевидно, и звали Верой Марковной. – Живой он был, настоящий! Вот, брови потерял, когда в кущах валялся!

Старушка извлекла из кармана халата льняную салфетку, развернула ее и извлекла на свет нечто вроде лилипутского скальпа в два хвоста.

– Это брови Брежнева?! Настоящие?! – Трошкина живо заинтересовалась необыкновенной реликвией. – Ой! Да они линяют!

Тогда я тоже потянулась и потерла пальцем последний привет от генсека. На коже остался черный след, а на скальпе, наоборот, образовалась седая проплешина! В голове моей что-то дзинькнуло, словно старомодный кассовый аппарат, и оборванные ниточки сошлись буквально волосок к волоску:

– Алка, это не брови Леонида Ильича! – хлопнув себя по коленке и слегка замарав гуталином джинсы, сказала я подружке. – Это усы Акима Константиновича!

– Кто такой этот Аким Константинович? – заволновалась Вера Марковна.

– Дедушка мой покойный, – ответила я, гипнотизируя многозначительным взглядом Трошкину.

– Царство ему небесное! – машинально добавила она.

Марьяна Горбачева молча переводила встревоженный взгляд с меня на Алку и обратно. Кажется, мы уже не казались ей подходящим эскортом для торжественного выхода из сумасшедшего дома.

– Ну нет, девки! – Сухая старушечья лапка цепко дернула меня за подол пальто. – Вижу, некуда вам идти. Кому покойные дедушки мерещатся – тем тут самое место! А давайте мы вчетвером в дурачка перекинемся?

– А давайте! – согласилась я.

Марьяна совсем растерялась, а Трошкина взглянула на меня изумленно и с видимым трудом удержалась от того, чтобы покрутить пальцем у виска. Я ответила ей выразительным взглядом:

– Заодно и поболтаем!

Сообразительная Алка намек поняла, встрепенулась и даже сгоняла в коридор за стульями. Вера Марковна ловко перетасовала колоду, сдала всем карты, и мы принялись за игру.

В подкидного дурака я не резалась давненько – с детских лет, когда мы с Зямой коротали за этой игрой вечера на даче, где не было телевизора. Ведомые мне в те времена хитрые приемчики я позабыла напрочь, да и правила игры помнила очень смутно – руководствовалась в основном базовым Алкиным «пики трефами крыть нечестно» и в результате два раза подряд осталась в дураках. Зато, не будь дурой, между делом выспросила у азартной старушки подробности ее утренней встречи с бровастым «памятником» и узнала точный адрес домовладения Веры Марковны. И время, и география – все сходилось: было очень похоже, что в роли огородно-политического чучела выступил мой пропавший друг Максим Смеловский.

– Все, нам пора! – придя к этому выводу, постановила я и встала со стула.

– Так ведь бог троицу любит! – запротестовала Вера Марковна, явно нацелившаяся оставить меня в дурочках третий раз подряд.

– Вот втроем мы и уходим, – отговорилась я, подхватывая под ручку притихшую Марьяну.

С другой стороны к ней крепко притерлась Трошкина, и мы триединым организмом покинули дурдом.

– Тебе куда ехать? – по-свойски спросила я Марьяну уже за шлагбаумом.

– В больницу.

– Плохо себя чувствуешь? – Алка оглянулась на желтый дом для тех, кому перманентно нехорошо. – Может, вернемся?

– Нет! – Марьяна очнулась и с силой поволокла нас в сторону автобусной остановки.

Транспорт, крейсирующий между психушкой и городом, объединял в едином порыве две российские беды – дураков и дороги. Разбитый рейсовый «ЛАЗ», пугающе дребезжа металлическими потрохами, доставил нас по ухабистому шоссе из мест лишения душевной свободы на оживленную городскую улицу. По дороге Марьяна, смущаясь, объяснила, зачем ей нужно в больницу: узнать о здоровье одного хорошего знакомого. О личности этого хворого знакомого я догадывалась, но сообщать свои соображения Марьяне не стала. Поделилась догадкой только с Трошкиной и лишь тогда, когда мы с ней остались на остановке вдвоем: Марьяна все-таки укатила в больницу.

Заметив номер маршрутки, на которой она уехала, я окончательно убедилась в своей правоте и с уверенностью сказала Алке, рассматривающей товар на лотке букиниста:

– Любовь – страшная сила!