Ради большой любви

– Но ведь там никого нет…

– Я сказал: проверяем, – процедил Бомбей, видимо, он тоже не любил, когда ему возражают. – Подбираемся, не дыша. Князев, возьмешь под прицел вход.

– А я? – поинтересовался Клим.

– Ты просто постой в сторонке. Все за мной.

Крадучись, добрались до первого окна, оно не только оказалось темным, но за ним еще и не чувствовалось никаких признаков жизни. Бомбей перебежал к другому окну и призывно замахал руками, остальные осторожно подкрались к нему. А свет-то все же идет изнутри! Тусклый свет сквозь неплотно закрытые ставни, которые приделаны не снаружи, а изнутри. Маля определила:

– Лампа керосиновая горит. Что будем делать? Опять заляжем у сортира? А вдруг это люди, вообще не имеющие отношения к Грибу? У меня рука не поднимется…

– Монтана, не мели языком, – перебил ее Бомбей. – Объясни тогда, почему они прячутся? Почему задраили окна, сидят при керосинке, как до революции, а? Не знаешь? Тогда слушай, что старшие говорят. Идем к сортиру, надо, чтобы хоть один вышел, а он выйдет, обязательно выйдет, без пописать никак нельзя.

К сожалению, у этого туалета не было укрытия, но дощатый забор, отделяющий соседнюю усадьбу, бросал плотную тень на землю. Князев стал возле дерева, растущего в двух метрах от интимного домика, Клима Бомбей затащил за туалет и приказал не высовываться, а он и Маля встали по бокам. На этот раз удача оказалась не столь милостива, время будто остановилось. Длительность ожидания сказывалась на ногах, которые устали, то и дело кто-нибудь садился на корточки, но и в этом положении ноги не отдыхали, а еще больше затекали. Климу было хуже всех, сзади туалета нестерпимо воняло, но когда он выходил к боковой стороне, Бомбей шикал на него, и приходилось возвращаться. Прошло не менее часа, и вдруг они услышали, как скрипнула дверь. К туалету быстро шел сухощавый мужчина…

И тут! Полная неожиданность: сначала послышалась музыка, затем из тьмы вынырнула легковая машина. Подворье покинутого дома почти не было огорожено, вернее, ограда имелась, но низкая, кое-где она вообще завалилась. Яркие лучи фар осветили двор и часть усадьбы сбоку, как раз там, где стоял туалет. Люди в засаде все замерли, прищурившись от света…

– Вы кто? – выдавил молодой человек, мечтавший попасть в покосившийся домик. – Что здесь делаете?..

Автомобиль проехал, громыхая на всю улицу, а молодой человек сообразил, что тут нечисто, развернулся и рванул к дому.

– Монтана! – прорычал Бомбей.

Та сделала шаг и метнула нож в спину убегавшего. Он упал ничком, Бомбей и Маля кинулись к дому, за ними Князев, Клим ничего не видел, посему ждал, когда ему прикажут выйти.

Бомбей придержал Малику, рвавшуюся в дом, достал что-то из кармана, поджег фитиль и вошел в маленькую прихожую. Он открыл дверь и кинул в комнату дымовую шашку, потом захлопнул дверь, выбежал на крыльцо. Первого, кто выскочил из дома, Бомбей ударил в грудь, тот со стоном скатился со ступенек.

– Держи его! – бросил Бомбей Князеву.

Павел Павлович, оседлав парня, приставил дуло автомата к его виску, а Бомбей с Маликой стали по бокам двери. Второй заставил себя ждать, но усидеть в дыму было невозможно. Сначала раздался кашель, потом появился качок с пистолетом в руке, глубоко засасывающий воздух. Его схватили за руки, вывернули их и приставили к виску ствол.

– Кто еще в доме? – шипел Бомбей. – Кто?

Вначале он ничего не мог сказать, заходился от кашля.

– Никого, – наконец испуганно пробормотал бандит под дулом Князева.

– Где девушка и мужчина? – спросил Павел Павлович.

– Внизу. А вы кто?

Из укрытия на шум выбежал Клим, не находивший слов от возмущения, ведь о нем вообще забыли, он чуть не задохнулся за сортиром. Маля велела ему держать качка и рванула в дом, выбросила дымовую шашку в окно, раскрыла его, включила электричество. Втащили в дом парней, и, пока мужчины связывали их, Малика нашла вход в погреб, отбросила крышку:

– Лялька! Кеша!

– Малика! – воскликнул испуганный девичий голос. – Мы здесь! Малика!

Монтана спрыгнула вниз, вскоре крикнула оттуда:

– Помогите им!

Клим с Князевым вытащили прехорошенькую девушку, за ней медленно поднимался по прогнившей лестнице худой и седой старик, Маля поддерживала его сзади. Лялька плакала навзрыд, обнимая сестру, она оказалась полной противоположностью Малике: тоненькая и светлокожая, со светлыми волосами, заплетенными в десятки мелких косичек с разноцветными веревочками на концах, а на вид ей было лет шестнадцать. Только по некоторым чертам лица – по тем же глазам наподобие дынных семечек, по пухлым губам – можно было догадаться, что это сестры. Старик тяжело опустился на стул, тер глаза – после темноты свет слепил его. Князев заглянул в проем подпола, затем толкнул Бомбея: