Вестник счастья

Джерри нахмурился, и Хани заметила, как в его глазах промелькнула горечь.

— Может, оно и к лучшему, что все у вас так вышло. Очень тяжело расти с отцом, который не замечает тебя, — сказал он. — Я знаю, потому что и сам пережил это.

Хани почувствовала боль Джерри как свою. Те же страдания могли выпасть и на долю ее сына, если бы она вовремя не ушла от Дилана.

— Мне так жаль, — сказала она и погладила его по щеке.

— Не переживай, Медок, все это уже в прошлом.

— Люк ничего этого не знает. Я просто объяснила ему, что мы с папой расстались, потому что не могли жить вместе.

— Но когда он подрастет, то захочет знать больше.

— Наверное. Но я не знаю, как смогу сказать ему, что его отец…

— Ш-ш-ш, милая, остановись. — Джерри приложил палец к ее губам. — Я услышал достаточно, чтобы получить ясное представление. Милая моя девочка, ты такая нежная и чувствительная, а я… грубый, знаю, но, надеюсь, не слишком. — Джерри заглянул ей в глаза. — Хани, ты нужна мне. Я люблю тебя. От тебя исходит столько тепла, в котором я так нуждаюсь.

Он медленно наклонился и осторожно притронулся губами к ее полураскрытым в ожидании губам, а потом прижался к ним в таком страстном и голодном порыве, что сердце Хани гулко застучало. А у него есть сила, которая так необходима ей. Джонатан был прав: под грубоватой внешностью скрывается доброе, нежное сердце. Это отзывчивый, понимающий и чуткий человек. Обняв Джерри за шею, Хани страстно ответила на поцелуй.

Джерри осторожно соскользнул с кресла, и они опустились на ковер. Из кухни доносился аромат жареного мяса, было так тепло и уютно. От него пахло, как в лесу в солнечный день, тело его излучало тепло и жар.

Время как будто исчезло, потеряло значение. Неторопливо лаская Хани, Джерри осторожно, но настойчиво пробуждал в ней желание. Каждое прикосновение было для нее как открытие, казалось, сердце вот-вот остановится от нежной ласки обжигающих рук и губ.

Так они ласкали, гладили друг друга, лежа прямо на ковре в гостиной, до тех пор пока Хани не задрожала от желания. Непослушными пальцами она начала расстегивать пуговицы его рубашки, спеша добраться до обнаженного тела. В его движениях, когда он раздевал ее, тоже сквозило нетерпение, а руки немного подрагивали.

Потом он ласкал ее грудь, целовал затвердевшие соски, пока Хани не застонала в сладостной истоме. Она больше не могла оставаться безучастной и, изогнувшись всем телом, прижалась к его твердой груди. С наслаждением ее руки очерчивали совершенные формы мужского бронзового тела. Происходящее казалось таким естественным и правильным.

В порыве нежности и доверия Хани прильнула к Джерри, вновь предлагая губы для поцелуя. В конце концов руки его сняли с нее последний клочок одежды, а его ласки и поцелуи — остатки робости и стыдливости. Каждой клеточкой чувствуя мускулистое возбужденное тело Джерри, Хани окутала его покрывалом своих медовых волос. Она познала мощь бронзовой груди и тот удивительный восторг, когда от прикосновения к ее соскам жестких вьющихся волосков перед глазами вспыхивают и рассыпаются хрустальные искры. Она гладила и познавала его тело: твердый, упругий живот, жаркую пульсирующую плоть, длинные мускулистые ноги. Неторопливо и настойчиво Джерри изучал ее чувствительные места, стараясь доставить ей максимум наслаждения, и вскоре стоны блаженства унесли последние следы сдержанности. Впервые в своей жизни Хани встретила мужчину, который стремился доставить в первую очередь удовольствие ей, а не себе. Поймав взгляд Джерри, она спросила:

— Ну что, ты все еще хочешь называть меня чопорной и холодной?

Он прижался влажным поцелуем к ее ладони.

— Ни за что на свете, мой сладкий Медок. Впрочем, я с самого начала знал, что под всей этой сдержанностью скрывается горячая штучка. — Он улыбнулся. — А я? По-прежнему слишком груб и самонадеян?

— Ты и сам знаешь ответ. — Хани принялась целовать его шею, губами прокладывая дорожку к уху, потом обвила руками и закрыла глаза.

Джерри приподнялся на локте и прошептал:

— Мы так подходим друг другу, ты и я. Ты очень нужна мне, Хани.

Она не смогла ответить, утонув в серебристом сиянии его глаз. Пылая, словно в огне, она повернула к нему свое счастливое лицо, в котором, как в открытой книге, читался желанный ответ. Переполненная страстью пополам с нежностью, Хани предложила и отдала себя в эти уже бесконечно дорогие руки, доверчиво раскрывая свои тайные глубины. Каждой клеточкой разгоряченного тела она откликалась на ритмичные движения, пробуждающие безмерный восторг. Одновременно прозвучавший стон завершил полное единение, осветив близость более возвышенную, чем физическая.