Свидание в аду

Работы в салоне Марселя Жермена летом было немного, и Мари-Анж согласилась. Однако в последнюю минуту друзья Симона сообщили, что поехать не смогут…

Старинный дом кардинала в Жемоне, превращенный в «замок господина Лашома» или в «замок депутата», производил довольно унылое впечатление. Мебель здесь была разностильная, потому что ведали ее приобретением весьма не похожие друг на друга женщины – Инесс Сандоваль, Марта Бонфуа, Сильвена Дюаль… Не обновлявшиеся лет десять обои местами покрылись плесенью, и, хотя сторожа регулярно проветривали помещение, нижняя часть стен была покрыта налетом селитры.

Только обставленные Мартой библиотека и спальня Симона, расположенные в самой старой части здания – в большом квадратном флигеле времен Генриха IV, – сохраняли жилой и уютный вид. Трава на лужайке была скошена с опозданием. В липовых аллеях царил густой полумрак, две поросшие мхом каменные скамьи медленно разрушались.

Симон любил этот дом таким, каким тот был, – со всем его очарованием и со всеми неудобствами. Порою он говорил себе: «Надо наконец собраться и многое тут обновить». Но не торопился.

Мари-Анж была предоставлена комната, которую раньше занимала Сильвена, – большая спальня в три окна на втором этаже; в ней стояла кровать с альковом. На туалетном столике валялась забытая актрисой пудреница, а пыль на полках шкафа сохранила запах духов.

Дом показался Мари-Анж неприветливым, даже враждебным, и она спросила Симона:

– Можно мне нарвать цветов в саду?

– О, разумеется! Все эти цветы принадлежат вам. Рвите, рвите их поскорее!

Он сказал сторожихе:

– Видите, госпожа Жарус, гости делают мне замечание, что в доме нет цветов. А ведь за этим должны бы следить вы.

– Но ведь вы, господин министр, всегда сообщаете о своем приезде, можно сказать, уже по прибытии. Вот и не успеваешь как следует приготовиться.

Через полчаса в вазах уже стояли большие букеты.

– О, как чудесно, как чудесно! – восклицал Лашом.

И он подумал: «В сущности, я уже лет пять не занимался этим домом, потому что Сильвена не любила его. Ей нравились только отель “Нормандия” в Довиле и отель “Карлтон” в Каннах… Мари-Анж поистине прелестное существо… Сколько в ней простоты, спокойствия, сколько у нее вкуса…»

И Симон твердо решил про себя отдохнуть здесь, насладиться покоем в густом саду и никого не видеть по крайней мере дня четыре.

Однако не успел он выйти из-за стола, как в доме появился мэр, чтобы потолковать о делах своей общины, о политических новостях, о починке моста, по поводу которой у него возникли разногласия с префектурой.

– Хорошо, я позвоню префекту, – сказал Симон, – и приглашу его к себе отобедать завтра или послезавтра.

Вскоре он почувствовал потребность действовать, объехать свои владения, посмотреть, как воздвигают элеватор в шести километрах от его дома, нанести визит одному из своих выборщиков, недавно потерявшему отца, и выразить ему соболезнование.

В деревне Лашом одевался так же, как в городе. На нем были его обычный костюм, черные ботинки, серая шляпа; только автомобиль тут он водил сам.

В первый же день Симон предложил Мари-Анж поехать вместе с ним.

– Я попрошу вас подождать меня пять минут, зайду только сказать несколько слов Вернье: он недавно похоронил отца. А потом мы вместе с вами осмотрим элеватор.

Мари-Анж нравилось, что человек, занимающий такое высокое положение, проявляет интерес к местным делам, как будто он – муниципальный советник маленького городка.

Как только машина где-нибудь останавливалась, на порогах домов появлялись местные жители; два или три человека подходили к Симону.

– Добрый день, господин депутат… Добрый день, господин Лашом… Добрый день, господин министр… А уж мы между собой толковали: «Давненько что-то не видно нашего министра. Скоро ли он к нам заглянет?» Ведь вы нам тоже нужны, а парижане могут немного и подождать.

Они снимали шляпы или каскетки, снова надевали их, потом опять снимали… Некоторые низко кланялись, другие, напротив, держались с нарочитой независимостью и уверенностью, желая этим подчеркнуть свою близость к Лашому. И каждый старался отвести его в сторонку и что-нибудь прошептать на ухо.

– Да-да, я этим непременно займусь, – отвечал Симон. – Хорошо-хорошо, напомните мне на днях… Вот-вот, позвоните мне послезавтра… Прекрасно, напишите коротенькое заявление, в моей канцелярии в этом деле разберутся… А вот и наш славный Мазюрель, наша гордость!..