Имперские истории

Скотный двор; жутко пахнущие кучи навоза и перегноя; лай отощавших собак, встревоженных приездом поздних гостей; несколько хозяйственных построек; барак и конюшня, возле которых грелись у костров три дюжины крестьян. Деревенская экзотика в полной красе. Правда, шумно галдевшим труженикам полей явно не хватало гармони и самогона, но ни один шедевр не обходится без маленького изъяна.

Конвоиры мгновенно разошлись, оставив изумленного Анри возле фургона. На губах ветерана замер вопрос: «В какую глушь вы меня завезли, мерзавцы?!» – вопрос, который ему не суждено было задать. Дверь сарая распахнулась, и оттуда с пронзительным визгом выскочил полугодовалый поросенок. Взбесившиеся двадцать килограммов свинины, только что сбежавшие из-под ножа мясника, кинулись под ноги отставному лейтенанту, опрокинули его в лужу и продолжили бег, поднимая копытцами фонтаны грязи. Хохот и хамские комментарии мужиков взбесили Анри гораздо сильнее, чем грязное месиво, которое толстым слоем покрывало его лицо и одежду. – Поди отмойся, морячок, – приказал неизвестно откуда появившийся рядом старший конвоя. – Как видишь, на суше тоже штормит! Одежонку свою выкинь, там новую получишь, Давай шустрее, не разлеживайся!

Желания и дальше сидеть в зловонной луже у Фламера не было, как, впрочем, и охоты лезть с головой в бадью с холодной водой. Однако выбора не было: бедность одежд набившаяся в спутницы баронесса простила бы, а вот смрадного запаха ее благородный носик, увы, не смог бы перенести.

Пока Анри, собравшись с духом, нырял в бадью, крестьянское становище пришло в движение. У костра не осталось никого, одетые в грязные робы и протертые брюки мужики забегали по двору: выводили к изгороди и запрягали лошадей, вытаскивали из сарая одежду, кольчуги, оружие и прочую военную амуницию. Всего за полчаса скопище мирных деревенских жителей превратилось в хорошо экипированный конный отряд. Привезшие его солдаты тоже присоединились к всеобщему действу. Во взметнувшихся к небу кострах вперемешку горели засаленные хламиды и элегантные красно-черные мундиры. Скотный двор наполнился лошадиным ржанием, звоном оружия и синевой дорожных плащей.

Впервые Анри признался себе, что его знания имперской геральдики несовершенны. Гнедой жеребец с огненной гривой, разинувший зубастую пасть и вставший на дыбы – такого герба он еще не видел, хотя не раз бывал в Северном Катаре, в котором, судя по маленькому кресту в правом верхнем углу гербового рисунка, имел честь проживать его владелец.

– Вижу, в геральдической чуши ты толк знаешь. Правильно головой качаешь, нет такого герба, но нам так даже проще, а то вот совсем недавно конфуз вышел… – внезапно раздался за спиной хриплый голос.

Анри обернулся. В трех шагах от него стоял облаченный в добротные пластинчатые доспехи командир конвоя, а рядом с ним на пне лежала кольчуга и синий плащ, приготовленные, видимо, для него.

– Я Сонберс, твой командир, – представился мужчина и кивнул головой в сторону пня. – Одевайся, через четверть часа выступаем!

– А жалованье когда? – огорошил рыцаря Анри.

– Какое еще жалованье?

– А какой ты мне командир?! Что-то не припомню, чтобы я в твою артель свинобоев записывался!

– Ну надо ж, здоровяк и шутник, весьма редкое сочетание! Обычно у таких переростков, как ты, весь корм в мясо уходит, на башку ничего не остается, – усмехнулся Сонберс, с любопытством глядя на Фламера снизу вверх. Новоявленный командир был почти на голову ниже Анри и раза в полтора уже в плечах, даже несмотря на латы. – С баронессой ехать согласился, значит, поступаешь под мое начало. Не думал же ты, голодрань прибрежная, что госпожа Лиор тебя к себе в карету пустит? В общем, на первый раз дерзость прощаю, седлай коня и в строй! Хотя бы на минуту опоздаешь, высеку… морячок!

Победоносно поддернув бровями, Сонберс удалился. У командира отряда, тем более такого необычного, как охрана полномочного имперского агента, было много хлопот, времени на воспитание самоуверенных новичков совершенно не оставалось.

Фламер не стал перечить и бойцовски выпячивать грудь колесом. Судьба в очередной раз занесла его в чужой монастырь, на установление собственных правил нужно было время: возможно, часы, а может, и дни. Нарываться на неприятности сразу старому служаке не хотелось, хотя бы потому, что новые сослуживцы теперь уже не казались беспечными деревенскими увальнями.