Врата судьбы

– Да, я знаю, – сказала Таппенс. – Словом, я нашла множество книг и с удовольствием их читаю. Например, книги миссис Молсуорт.

– «Комната с гобеленами»! – воскликнула миссис Гриффин с энтузиазмом.

– Ну да, «Комната с гобеленами» – моя любимая книжка.

– Ну а мне больше нравилась «Ферма на четырех ветрах», – сказала миссис Гриффин.

– Да, эта книжка тоже там есть. И еще много других. Самые разные авторы. Но когда я дошла до нижней полки, то обнаружила под ней довольно глубокий пролом в полу – видимо, пробитый чем-то тяжелым при перестановке мебели, – а в нем уйму разных вещей. В основном старые потрепанные книги, но среди них – вот это.

Таппенс достала пакет, завернутый в коричневую бумагу.

– Это книга записи дней рождения, – сказала она. – Старинная книга памятных дат. Там я нашла и ваше имя. Ведь ваша девичья фамилия была Моррисон. Уинифрид Моррисон, верно?

– О господи! Совершенно верно.

– И она значится в этой книге. Вот я и подумала, что вам, возможно, будет интересно, и принесла, чтобы вы сами посмотрели. Может быть, вы там найдете имена ваших старых друзей, а может, и другие, которые будет приятно вспомнить.

– Ах, как это мило с вашей стороны, моя дорогая. Я с большим удовольствием посмотрю. Знаете, в старости так приятно вспомнить что-то из прошлого! Вы очень, очень любезны.

– Она такая старая и потрепанная, и чернила местами выцвели, – сказала Таппенс, протягивая книгу миссис Гриффин.

– Ну-ка, ну-ка, – говорила миссис Гриффин, – и верно. Вы знаете, в свое время у каждого была своя книга дней рождения, но потом этот обычай отжил. Мое поколение было, вероятно, последним в этом смысле. А вот нам это очень нравилось. У каждой из моих школьных подруг была такая книга. Ты записывала свое имя в их книги, а они – в твою.

Она взяла у Таппенс книгу, открыла ее и стала читать, водя пальцем по страницам.

– Боже мой, боже мой, – бормотала она. – Как оживает прошлое! Да, конечно. Вот Элен Джилберт, а вот и Дейзи Шерфилд, да, прекрасно ее помню. У нее еще была во рту такая штучка, которую вставляют, чтобы выпрямить кривые зубы. Кажется, она называется скобка. И она постоянно ее вынимала. Говорила, что терпеть ее не может. А вот Эдди Кроун и Маргарет Диксон. Да, да. Какой у них у всех прекрасный почерк. Теперь девушки так не пишут. А уж запись моего племянника! Ничего не могу в ней разобрать. Словно написано не буквами, а какими-то иероглифами. Приходится просто догадываться, что означает то или иное слово. Молли Шорт. Да, она немного заикалась. Как все это живо вспоминается.

– Думаю, сейчас уже немного осталось, я хочу сказать… – Таппенс замолкла, боясь допустить какую-нибудь бестактность.

– Вы, наверное, думаете, что никого из этих девушек уже нет на свете. Ну что же, вы правы. Большинство из них действительно умерли, однако не все. У меня сохранилось еще немало знакомых со времен моей молодости. Правда, живут они не здесь, потому что многие девушки, с которыми я дружила, вышли замуж и покинули эти места. Кто-то уехал за границу следом за мужем-военным, другие просто переселились в другие города. Две мои самые старинные подруги живут в Нортумберленде. Да, все это очень интересно.

– А Паркинсоны? – спросила Таппенс. – Помните ли вы кого-нибудь из них? В этой книге не значится никого с такой фамилией.

– О нет, они жили гораздо раньше. А вы хотите что-нибудь узнать о Паркинсонах?

– Да, вы правы. Из чистого любопытства. Просто, разбирая старые бумаги, я наткнулась на имя мальчика, Александра Паркинсона, а потом, бродя однажды по кладбищу, увидела его могилу. Оказывается, он умер в отроческом возрасте. Вот мне и захотелось узнать о нем побольше.

– Да, он очень рано умер, – подтвердила миссис Гриффин. – Все тогда думали, как это грустно, когда умирает такое юное существо. Это был очень одаренный мальчик, и ему прочили блестящее будущее. Он ведь и не болел, просто отравился, съел что-то неподобающее во время пикника. Так мне рассказывала миссис Хендерсон. Она много чего помнит об этих Паркинсонах.

– Миссис Хендерсон? – живо переспросила Таппенс.

– Вы ее, наверное, не знаете. Она живет в доме для престарелых. Он называется «Медоусайд». Это недалеко отсюда, милях в двенадцати-пятнадцати. Поезжайте туда и поговорите с ней. Она многое может вам рассказать о доме, в котором вы теперь живете. В ту пору он назывался «Ласточкино гнездо». Теперь-то вроде называется как-то по-иному, верно?