Я опрометью бросилась в прихожую и замерла на месте. Что, если на улице затаилась Ксения? Я схватила с вешалки идиотское светло-серое пальто Зины. Прости, дорогая, я нахлобучу на голову твою ужасную шляпку с букетиком искусственных цветов на полях. Буду выглядеть чучелом. Очень надеюсь, что Мухамадова не прячется во дворе.
Часы показывали без десяти полночь, народу на улице было мало, я встала на краю тротуара и начала размахивать руками. Из припаркованной неподалеку раздолбанной «шестерки» высунулась голова в кепке:
– Куда ехать?
– На Шереметьевскую, – крикнула я.
– Триста рублей дашь? – спросил шофер и пригладил усы.
Господи, сейчас не время торговаться, я готова отсчитать водителю в десять раз больше, лишь бы отвез меня куда надо!
– Согласна! – заорала я и побежала к автомобилю.
К складу мы подъехали около половины первого.
– Выходи, – скомандовал шофер.
– Вы первый, – не согласилась я. – Пойдете впереди.
Он поправил кепку.
– Догадливая.
– В следующий раз, когда захотите прикинуться бедным бомбилой, зачерните слегка зубы, – посоветовала я. – У вас слишком дорогие коронки. И усы не очень изменили вашу внешность, Борис Федорович. Где моя кредитка?
– А где ноутбук? – спросил Никитин.
Я вытащила компьютер из сумки.
– Вот. Наверное, вы понимаете, что скопировать информацию с жесткого диска – плевое дело, но я этого не делала.
– Где улика? – проявил нетерпение убийца.
– На складе, – храбро ответила я.
– Пошли, – коротко распорядился Никитин.
Дружно, словно лучшие приятели, решившие погулять при луне, мы прошли внутрь пустынного здания. Охранника тут нет, люди не держат ценные вещи в подобных местах. Хранят здесь старую мебель, всякую ерунду, и никто не хочет увеличивать арендную плату за чуланы, наняв сторожа с берданкой.
– Где карточка? – спросила я, вынимая из медальона бумажку с шифром.
– А где улика? – повторил Никитин.
Я набрала цифры, открыла дверь, щелкнула выключателем, вошла в узкую, пеналообразную комнатенку, набитую хламом, порылась в куче поломанных корзинок, достала пакет и прижала его к груди.
– Вот! Давайте пластик!
В глазах Никитина засветилась радость. Он протянул мне конверт. Я понимала, о чем сейчас думает депутат: Тараканова берет кредитку, он получает улику и убивает бабу-дуру. Что будет с миллионом? Счет на предъявителя, нет проблем вернуть средства назад. Хорошо иметь дело с жадной глупой блондинкой. То, что она перекрасилась в шатенку, не поможет ей стать умней.
Мы протянули друг другу руки.
– Ви! – раздался в тишине знакомый голос. – Эй, ты в порядке?
Борис уронил конверт, но я ухитрилась сунуть ему пакет. Ну, дело сделано! Вилка, ты герой!
– Что случилось? – закричал Константин, входя в чуланчик.
Я скривила губы.
– Борис Федорович! Весьма неразумно посвящать в дело своего шпиона. Или вы способны убивать исключительно в ночь с пятого на шестое сентября? И нападаете лишь на женщин, похожих на…
Договорить мне не удалось. Кучи хлама у стен хранилища разлетелись в разные стороны, показались мужские фигуры в камуфляже, с потолка заорал грубый голос:
– На пол. Всем твою… лежать!
Я рухнула на грязный пол и вжалась лицом в холодную керамическую плитку. Все. Меня поймали на месте передачи улики.
Через десять дней после той памятной ночи я сидела за длинным столом в компании мужчин, одетых в темные, совсем не летние костюмы. Передо мной колыхалась огромная толпа корреспондентов, безостановочно щелкавших фотоаппаратами.
– Господа, полагаю, хватит снимать, – сказал румяный толстяк, вставая. – Нас раздражают вспышки. Начнем пресс-конференцию. Я Фарафонов Влад Андреевич. Прежде чем вы начнете задавать вопросы, хочу ввести всех в курс дела. Благодаря дружной работе разных структур и частных лиц был пойман серийный убийца Борис Федорович Никитин.
По залу пробежал общий вздох. Я рассматривала орду журналистов, не вслушиваясь в отчет Влада. Отлично знаю историю про смерть матери Бориса, которую подстроили его отец и любовница. О том, что Федор Сочнев и Виктория Малышева безнаказанно удрали за рубеж. Об убийствах, которые совершал Боря. Кстати, когда депутата стали допрашивать, он не запирался, быстро и даже охотно рассказал обо всех совершенных преступлениях. Не скрыл правды и о том, где провел год после кончины матери. Борис очень тяжело переживал ее смерть, у него пропал сон, начались истерические припадки, пришлось обратиться к невропатологу Елене. Между врачом и пациентом вспыхнула любовь, Лена тайком пристроила жениха в хорошую клинику, где тот лечился двенадцать месяцев под чужим именем. Любовница понимала: лучше, если ничего не будет известно об обращении Сочнева к психиатру. В противном случае проблем не оберешься: откажут в выдаче водительских прав, не возьмут на престижную работу. Лена же посоветовала ему после свадьбы взять ее фамилию. Она думала, что таким образом Борис быстрее справится со стрессом. Фамилия Сочнев вызывала у него нервное подергивание. Но ни лечение у психиатра, ни изменение паспортных данных, ни внимание и забота жены не помогли. Борис Федорович начал убивать молодых женщин. В качестве трофеев он забирал их сумочки. Почему Никитин прихватывал ридикюли проституток, стриптизерш и массажисток? Сам он не смог ответить на этот вопрос, растерялся, услышав его от следователя, и выдавил: