Любовь дикая и прекрасная

Катриона с радостью и наслаждением приняла его, обхватив своими длинными ногами его бедра и обняв его руками. Оказавшись внутри, он снова смог сдерживать себя.

Их тела двигались вместе, в одном ритме, и каждое стремилось дать другому больше наслаждения. Затем Катриона страстно прошептала графу на ухо:

— Френсис! Я не могу больше сдерживаться!

Но Ботвелл принудил Катриону расслабиться, а после этого довел ее желание до еще более высокой точки. Страсть Френсиса бурей накатывалась на графиню, и она искренне поражалась, что кто-то мог доставлять ей такое блаженство. Так ее никогда не любили, и когда, наконец, лорд бросил Катриону в пучину оргазма, она закричала в восторженном изумлении, чувствуя, что блаженство переживает и он.

Все еще погруженные друг в друга, они лежали, глубоко дыша, взмокшие от затраченных усилий. Затем она вдруг закричала, искренне удивляясь:

— Боже мой, Френсис! Ты снова становишься во мне жестким?! Ох, да, любимый мой! Да! Да!

И все началось снова. Ботвелл и сам подивился на свое тело, ибо, казалось, он никак не мог насытиться этой женщиной. Однако и Катриона на этот раз была ненасытна.

Одна страсть не уступала другой, и наконец они оба ощутили такое изнурение, что заснули там же, где и лежали, не заметив, что огонь в камине потух и становится холодно.

Ботвелл проснулся, почувствовав, что Катриона накрывает его одеялом. Он подтянулся, привлек графиню к себе и нежно поцеловал.

— Доброе утро, дорогая.

Лучезарная улыбка Катрионы успокоила его.

— Доброе утро, возлюбленный, — ответила графиня.

В это утро ум ее был ясен, ей не было стыдно.

Она высвободилась из объятий Ботвелла.

— Я совсем замерзла, Френсис. Пусти меня, я разожгу в камине огонь.

Со смесью любви и восторга он наблюдал, как Катриона это делала. Через несколько минут весело плясало пламя, и она повернула к огню спину. Лорд вздохнул.

— Ах, моя хорошая! Я завидую пламени, которое греет твой прелестный зад!

— Ох, Ботвелл, — засмеялась Катриона, покраснев, и это было ей к лицу, — какой ты зловредный!

— Увы, дорогая, я такой. — Он поднял бровь. — Иди сюда, малышка, согрей меня. Под этим одеялом холодно и одиноко.

Она скользнула под шерстяной плед и притянула его к своему телу.

— А теперь, милорд, теплее?

Глаза Френсиса засверкали.

— От тебя разогреется и каменная статуя, и ты знаешь это, любовь моя нежная.

Ботвелл снова поцеловал ее.

— Где ты была. Кат? Где ты была все эти годы? — Лорд замолчал, вспоминая минувшую ночь. — Я люблю тебя, Катриона Маири, — сказал он. Графиня поразилась, что любимый знал имя, полученное ею при крещении. А он продолжал:

— Я никогда не говорил женщине такого, да чтоб при этом еще так и думать. Но, Бог свидетель, я люблю тебя!

Ее глаза блестели от слез.

— Ботвелл! Ох, Ботвелл! Не люби меня! И как ты можешь любить меня? Любить женщину, которая спала с королем, а после бежала от праведного гнева своего мужа в объятия еще к одному мужчине. Как можешь ты любить меня?

— Но ты же спала с Джеми не по доброй воле, Кат.

Королю невозможно отказать. Я бы убил его за то, что он тебя принудил.

— А Патрик? А мой муж?

— Его я бы тоже убил, если бы не знал, что это тебя опечалит. У него полное право гневаться, но не на тебя. А сделать тебе то, что он сделал…

— Ты бы не сделал мне этого, Френсис, если бы я была твоей женой?

— Если бы ты была моей женой, то Джеми не осмелился бы тебя принуждать. — Заметив ее волнение, он продолжил:

— Но если бы и осмелился, то я бы убил его безо всякого колебания. Да, за такие любезности я бы забил его до смерти.

— Бедный Патрик, — тихо сказала Катриона. — Какое было у него лицо, когда он увидел, как Джеми меня ласкает… Боже! Он был ужасно огорчен.

Губы Ботвелла искривились.

— Так, что облегчил свое горе, напившись с Джеми и по очереди вместе с ним насилуя собственную жену! — Граф взорвался. — Оставь их обоих. Кат! Я давно уже собираюсь развестись с Маргарет. Теперь я сделаю это, а ты должна развестись с Гленкерком и выйти замуж за меня. Я люблю тебя! Я хочу тебя! И, видит Бог, я сумею уберечь тебя, моя любимая, от короля Стюарта.

Ошеломленная, она ответила ему долгим взглядом.

— А мои дети? — наконец выговорила она.

— Ты получишь у меня столько детей, сколько захочешь, а если тебе не обойтись без твоих малышей Лесли, то я с удовольствием их приму.

— Думаю, что у Патрика будет что сказать по этому поводу, — проговорила Катриона, скривив рот.