84  

Она надеялась выделить из его облика чистое знание о событиях прошедшей ночи. Он взглянул на нее и замер на миг, она же опознала гримасу, в прошлом отличавшую столь многих мужей. Сейчас начнутся угрозы и требования возвратить деньги. Но нет, Джозеф Бартон откровенно изучил ее притуплённым взглядом, всхрапнул и продолжил путь.

— Ему известно обо мне? — спросила она Нору в дверях, кои отворились, не успела она позвонить. Нора закупорила собой вестибюль и опустила очи долу, дав достаточный ответ. — Я иду наверх к твоей госпоже.

Однако тупица не позволила ей пройти.

— Она почивает. Доктор приказал.

Энн силой отвела руку девушки, и та вскрикнула от боли.

— Прошу вас, мисс, пожалуйста, — запричитала Нора. — Если он поймет, что ты тут была, меня выставят на улицу. Он меня побил.

И эту сцену Энн разыгрывала ранее; точно так же она представлялась Констанс Бартон словами, послужившими ей уже не раз, и удерживала на первых порах ее дрожавшее внимание историями, кои рассказывала многократно. Однако же, будто в пьесе, самым неожиданным образом однозначные реплики — только сейчас, единственно сейчас — разверзались безднами, утаенными тысячью бездушных декламаций.

— Передай ей, чтобы ни в коем случае… нет, скажи ей, чтобы она…

— Прошу вас, мисс, — проскулила Нора, истекая слезами.

— Нора, умоляю тебя. Скажи ей, что я буду ждать в нашей роще. Весь день.

Энн сидела в парке, пока не пала тьма; она лишь трижды отлучилась против воли по нужде и, спешно оборотившись, присматривалась ко всякому ребенку в надежде обнаружить героическую Ангелику. Смех за спиной принуждал ее то и дело повертывать голову. Далекая девочка, подгонявшая палочкой обруч, заставила Энн изготовиться и начать преследование; она почти нагнала бежавшее в рощу дитя, пока не признала: это не Ангелика, но более смирный ребенок, что испугался бросившейся к нему гигантской тети и удирал от нее со всех ног. Бесполезно мучимая тревогой, она дала ногам отдых. Ее Констанс, узница в своем доме, набухала роковым младенцем, а ее тюремщик все знал, он знал даже, что ей почти удалось выскользнуть из-под его власти. Теперь он не ошибется. Энн назначила себе условия, кои выполнит, если Констанс придет невредима. Она обещала при новой возможности рассказать Констанс обо всем, что узнала, предложить нечто действенное, все равно что. Еще она ругала Констанс дурой, трусихой и лгуньей: уж конечно, та могла выйти из собственного дома и умерить беспокойство Энн, если и вправду того хотела. Она замыслила оставить Энн без гонорара и ныне спала либо глотала порошки, дабы забыть то, что видела или отказывалась видеть. Не исключено, что она получила от Энн все, чего желала: чуточку опыта, увеселение, обеденную собеседницу, материнскую поддержку.

Употребив Энн, она забыла о ней. Не исключено, что мужчина оправдался перед Констанс либо солгал ей и та приняла его лучшее «я» в объятия, вздохнув с облегчением: ей не нужно более битый час сидеть с жирной и нелепой вдовой, что нагло проникла в дом, о коем не могла мечтать, разглагольствовала о призраках и своей жалкой опытности. Что ж, не в первый раз — и не в последний, рассуждала Энн, одинокая женщина в кольце ду бов, и верхушка пятнистой серебряной луны вперилась в нее из-за дальней окраины, дабы отбросить колыхавшийся силуэт Энн далеко в седую траву.

Она не заснула и не спала, когда заслышала донесшийся из отверстого окна плач Констанс, что билась о дверь внизу. Энн сошла по лестнице прежде, чем обеспокоилась миссис Креллах, и за считанные минуты все вопросы ее нашли ответы, все тревоги были умерены, и она вновь играла роль, что услаждала ее более всего — не защитницы, но защитницы Констанс. Она уложила Ангелику в постель, затем помогла Констанс войти, подала ей стакан горячительного.

— Он избил меня. — Ее подруга признала очевидное: ее лицо усеивали синяки, на коже и воротнике запеклась кровь. Он упрятал ее под замок и обезоружил. Она грозила наложить на себя руки, дабы защитить Ангелику.

Констанс пребывала in extremis,[9] и воскресить ее могло лишь экстремальное средство.

— Мое несчастное дитя, бедная моя девочка, — прошептала Энн, счастливая вопреки себе, и подарила легким поцелуем душистые локоны и чело, изувеченное пошлым кошмаром.

— Отчего со мной? — простонала Констанс. — Отчего все это происходит со мной? Если бы вы ответили на один этот вопрос, если бы я могла узнать лишь, какие злодеяния совершила, дабы навлечь на себя вечную месть подобного гонителя, — тогда я перенесла бы наказание.


  84  
×
×