Украденная роза

Генри схватил Бланш за руку, крепко стиснув белое запястье:

– Выслушай меня, женщина! Если посмеешь причинить Розамунде какое-то зло, крепко за это поплатишься, клянусь святым крестом.

Бланш вздрогнула, увидев, какая бешеная злоба исказила его лицо. И конечно же не преминула разыграть целый спектакль, потирая с жалобным видом запястье, постаравшись повыше задрать рукав, чтобы продемонстрировать, как горят на нежной белой коже красные отпечатки, оставленные его грубыми пальцами.

– И как тебе не совестно подозревать меня в таких гнусностях?

Генри промолчал в ответ и, резко отодвинув стул, пошел прочь от стола. Бланш тут же засеменила следом. Догнав его, она заставила Генри повернуться к ней лицом и, прижавшись к его плечу пышными грудями, начала многообещающе облизывать языком свои алые губы.

– Куда же ты, любимый? Подожди меня, – прошептала она.

Генри смерил ее холодным взглядом и вырвался из ее цепких лапок:

– Я собираюсь спать один. Надеюсь, ты тоже. Зеленые глаза вспыхнули от ярости.

– Ах ты жалкий глупец! Как ты не хочешь понять? Не нужен ты ей больше. Теперь она хозяйка Лэнгли Гаттона и всех остальных поместий своего отца. Ты и я принадлежим друг другу. И она знает это. И знает, что это я, а не она родила тебе сына. Она бросила тебя, Гарри Рэвенскрэг.

Он злобно схватил ее за плечи и вперился в эти кошачьи глаза взглядом:

– Я тебя предупредил. Будь благоразумна – иначе пеняй на себя…

Резко ее отпустив, он зашагал прочь, а Бланш бессильно прислонилась к стене. Тщетно пытаясь преодолеть обиду и ярость, она смотрела, как он уходит. Бланш поняла, что своими наговорами только играет на руку этой дурочке. Надо прикинуться кроткой, как овечка, и постараться стать незаменимой. Чем дольше тут не появится эта мерзавка, тем легче будет заморочить Генри голову. Дайте срок, она, Бланш, еще заставит его переменить свое к ней отношение…

В одинокой спальне Генри вовсю пылал камин, ставни на окнах были плотно закрыты, не пропуская ветра, однако ему было зябко и тоскливо.

– В последнее время мы вообще не открываем ставен, милорд, – сказал слуга, помешивая кочергой уголья. К нам приблудилась какая-то белая кошка, разгуливает по стенам, и вообще… везде.

– Ну и при чем тут мои окна?

– Кошку-то мы нашли в вашей комнате. И подумали, что лучше ее выставить на улицу.

– Вот оно что. – Генри распахнул деревянные створки и посмотрел в окно. Луны не было, все выглядело мрачным и чужим.

Он подумал, что обычно кошки не разгуливают по крепостным стенам, однако воспринял рассказ о ней очень спокойно.

– Пусть кто-нибудь снимет ее со стены и выпустит на волю. Вот и вся недолга.

Однако слуга почему-то молчал, словно боялся говорить дальше, но потом решился:

– Один из ваших солдат попытался ее на прошлой неделе прибить, но только ранил в ногу, и ей удалось убежать. И теперь никто не знает, где она. Она совсем дикая, милорд, и страсть какая огромная.

– Хорошо, уговорил. Прежде чем лечь, я закрою ставни.

– И правильно сделаете, милорд. Спокойной вам ночи.

Как только слуга ушел, Генри снова высунулся наружу, вглядываясь в темноту и ничего не видя. Он чувствовал непомерную усталость и был совершенно сломлен. Плечо чертовски болело, но сильнее болело сердце. Почему Розамунда покинула его, не оставив ему даже записки? Или это все козни Бланш, вознамерившейся избавиться от своей соперницы? Мысль об этом была просто непереносима… Он не испытывал ни малейшей радости от того, что в замок припожаловала Бланш, хотя она хотела скрасить ему возвращение в пустой дом. Уж конечно она совершила такой подвиг не без корысти, хотя пыталась уверить его в обратном, не забыв, однако, упомянуть, что приехала сюда по первому же зову Хоука, а ведь только-только встала с постели после болезни.

– Розамунда, любовь моя, – простонал он в пустынную ночь, – вернись ко мне.

А вдруг теперь, когда сэр Исмей умер, она решила, что больше никому ничем не обязана? У Генри от ужаса свело живот. Может, она вернулась в Виттон? Или в Лэнгли Гаттон? Как бы то ни было, теперь все тамошние земли и имения принадлежат ей. От этого внезапно свалившегося на нее богатства у бедной крестьяночки вполне могла закружиться голова. Но Генри твердо знал, что она любит его. Ну не могла она просто так уехать, ни весточки ему не оставив. Надо завтра срочно послать кого-то в Лэнгли Гаттон и в Виттон, – возможно, там подскажут, где искать ее, несравненную леди Розамунду.